Последняя шутка Богословского

«Темная ночь, только пули свистят по степи…» Даже если бы Никита Богословский написал только одну эту песню, он бы навсегда вошел и в историю нашей культуры, и в народную память.
Но он создал более трехсот песен, - среди которых «Песня старого извозчика», «Три года ты мне снилась…», «Любимый город», «Шаланды полные кефали…», - музыку к ста девятнадцати фильмам, восьмидесяти спектаклям, восемь симфоний, три оперы и девять книг!
Но мы не случайно начали разговор с Аллой Сивашовой - Богословской с «Темной ночи» - преддверие Дня Победы.
Мы с Аллой хорошо знакомы и давно на «ты». Поэтому парадно «выкать» не будем, потому что  даже маленькая фальшь в доме Богословского кажется вопиющей.
• Алла, говорят, эту песню Никита Владимирович сочинял ровно столько времени, сколько она звучит.
- Это правда. В Ташкенте, где снимался фильм «Два бойца», Богословский писал для него музыку. Искали песню для главного героя Аркадия Дзюбина, которого играл Марк Бернес. Кто-то принес стихи Владимира Агатова. Богословский сел на краешек стула к роялю. Тут же, без одной помарки,  записал ноты. Дело было глубокой ночью, но отыскали гитариста, который с листа блестяще сыграл мелодию. Разбудили Марка Наумовича. Он примчался. Наутро песня уже звучала в кадре, а по выходе фильма стала народной.
Ее пели многие замечательные певцы, но сам Богословский лучшим считал исполнение Марка Бернеса.  Конечно, здесь добавлялась такая великая  вещь, как дружба: у Никиты Владимировича при всей его общительности и огромного количества приятелей было всего несколько настоящих друзей. Но ведь друзья - понятие штучное, их и не может быть много. У Богословского это были: Марк Бернес, Леонид Утесов, Сигизмунд Кац, Фаина Раневская, Ростислав Плятт, Жан Марэ, Симона Синьоре, Жан Габен…
За несколько дней до смерти Богословский из больницы позвонил М.Е.Швыдкому:
“Надо срочно делать фильм о Галиче! Пока еще живы люди, которые его знают”. Он дружил с Галичем, и тот перед самым отъездом из страны сидел в этом доме и пел свои песни, понимая, что прощается с друзьями навсегда. 10 кассет! Они до сих пор ждут, чтобы кто-то ими заинтересовался. 
В этом весь Никита Владимирович: ничего о себе и для себя! Его светлая голова фонтанировала идеями. Он искренне удивлялся своей известности. Как-то даже спросил меня: “Я что, действительно такой знаменитый?” И я поняла, что в этом не было кокетства, а простое любопытство. Как у ребенка. Потому что сам он был так далек от всех политических и подковерных интриг! Никогда не лез в начальство, так и не стал членом партии. Он мог позволить себе сочинить:
Какая жуткая и странная эпоха:
Кормить кормильцев стали очень плохо.
***
Про нашу эпоху будут писать:
Времен собчаковских и отделенья Крыма.
***
Борис Ельцин. Борис Немцов. Борис Федоров. Борис Березовский. МногоБорье!
***
В Москве улице Воровского вернули прежнее название «Поварская». Освободившееся после переименования название я бы присвоил не улице, а стране.
• Алла, я понимаю, что сейчас время траура, но не могу заставить себя думать о Никите Владимировиче в прошедшем времени… Скажи, а какая из его шуток тебе особенно врезалась в память?
- Их было такое количество, что в первые годы совместной жизни я хохотала почти непрерывно… Но самой трогательной была его последняя шутка… Я еще никому это не рассказывала, потому что без слез вспоминать не могу…
Несмотря на то, что все мы знаем, сколько ему было лет, что он был уже не очень здоровый человек, в конце прошлого года он чувствовал себя просто великолепно! Его юбилейный концерт в декабре 2003 года в его родном Питере прошел блестяще, - низкий поклон всем, кто помог его провести.
В новогоднюю ночь он до пяти утра балагурил. Я в душе даже как-то испугалась, что все через чур хорошо. И в конце марта он вдруг почувствовал себя плохо. Я вызвала скорую. Он ужасно не любил больницы, и в тот раз отказывался ехать, но я настояла. Там и выяснилось, что у него тяжелейший сепсис от пилонефрита, и следом - инфаркт. Четыре дня он был без сознания и бредил стихами!
Первое, что он сказал, когда пришел в сознание: “Я такое видел, что как приеду домой, напишу свою лучшую книгу! - А потом спросил: - Алик, когда ты меня заберешь домой?” Я говорю: “Никиточка, какое домой? Ты был четыре дня без сознания!” - Он: “Без классового?” Весь персонал, что сгрудился у его кровати, стал смеяться и плакать.
Ему стало лучше. Все говорили: в его состоянии - это чудо! Вечером в субботу накануне Вербного воскресенья я пришла, а он лежит с закрытыми глазами. Я стала звать его, он слегка открыл глаза: “Мне холодно!” - Я его накрыла одеялом, тормошу, он не реагирует. Спрашиваю: “Мне уйти?” - Он закивал. Такого еще никогда не было: он всегда огорчался, когда я уходила… Я наклонилась к нему, и он вдруг поцеловал мне руку. И отвернулся. А ночью дома, когда я наконец уснула, вдруг так ясно вижу, что стою и держу на вытянутых руках Никиту. А он такой маленький, как ребенок, но меня это не удивляет. И у меня мысль, что я должна его нести… Проснулась, до утра пролежала без сна. Мне сказали звонить в семь. Звоню. Говорят: “Никита Владимирович умер в час ночи…”
Слез не было. Только ужас от того, что меня не было рядом… Еще в 1995 году он написал мне пронзительное стихотворенье с объяснением в любви:
И постепенно увядая,
Хочу, с тобой прожив без муки,
Чтоб в миг последнего прощанья
Глаза закрыли твои руки.
Я плохо помню, что было в последующие дни. Знала только, что одену его, как на концерт:  смокинг, белая рубашка, серебряная жилетка, его любимая бабочка…Когда мы повезли одежду в морг, стали оформлять, надо было что-то платить… Вдруг проходившие мимо двое мужчин говорят: “Не надо денег! Мы Богословского бесплатно соберем…”
И тут меня затрясло!.. Я впервые после его смерти зарыдала…
Я даже не думала, что я, такая сильная, не сентиментальная, буду так переживать его уход… Жаль, что так мало нам было отпущено времени…
• Алла, не так уж и мало: целых двенадцать лет! Расскажи, как вы познакомились с Богословским?
- Лично я как бы знакома с Богословским всю жизнь. Бесконечно любила его творчество и когда училась в казанской музыкальной школе, и потом в Ленинградской консерватории. Особенно трогал романс Рощина из кинофильма «Разные судьбы»:
Как боится седина моя твоего локона.
Ты еще моложе кажешься, если я около.
Это потом я поняла,  что он написан как бы обо мне (улыбается).
Когда я переехала в Москву, Никита Владимирович, на которого я взирала, как на полубога, всегда в стильном костюме, черных очках и при бабочке в ореоле аромата французских духов проплывал мимо, глядя сквозь меня и абсолютно не реагируя на приветствия. Потом у него умерла жена, с которой они прожили 37 лет, и он на какое-то время вообще выпал из жизни. И вот как-то  7 сентября…- я запомнила дату, потому что это был день рождения моей дочери, - мы столкнулись с Никитой Владимировичем.
(Алла  протягивает листок настольного календаря от 7 сентября 1992 года, который нашла в бумагах мужа. На нем карандашом записано: «Сивашова» - Прим. авт.)
Он был оживленный, каким все привыкли раньше его видеть, и он пригласил меня в гости. Я пришла. Просто в гости к великому человеку, который снизошел до меня, простой смертной. Каких-то планов по поводу него  - избави Боже! - я не строила. Думала, мы будем говорить о высоком, о духовном!.. А выяснилось, что ему от меня нужно было то, что в этих случаях надо мужику от бабы, когда ее приглашают на ужин... Я не могла ему отказать из вежливости: все-таки народный артист! А потом и сама к нему прикипела. Потом поняла, что между нами происходит какая-то невероятная духовная смычка. Однажды, собираясь к нему в гости, я взяла для подарка сувенирный деревянный ключ с крючечками для ключей, который привезла из Юрмалы. Когда Никита Владимирович открыл дверь, достаю свой сувенирный ключ.  А он вдруг протягивает мне ключи от своей квартиры. Так мы обменялись ключами. Подобных совпадений было миллион: только подумаю и хочу ему что-то сказать, - он говорит это вслух!.. Так было все эти годы. Так происходит до сих пор.
А вообще, столько мистического было в наших судьбах.
Никита Владимирович родился 22 числа, в сумме 4. 13-го года - 4.
Бредил 4 дня. Умер 04.04.04. Похоронен на 4-й день. Да и я была его четвертой женой… Даже мистика цифр.
А тот сон…Я думаю, мне был послан сигнал: нести его дело, его имя, помогать людям, как это он делал при жизни. Я решила, что должен быть Фонд Богословского, с именными стипендиями для молодых талантливых музыкантов, с именными призами за шутки, приколы… Я обязательно должна написать о нем книгу. О таком Богословском, каким его, кроме меня, никто не знал. И уже знаю, что начинаться она будет эпиграфом «Юмор продлевает нам жизнь и сохраняет разум. Чарли Чаплин».
Людмила СОКОЛОВА

Газета "Москвичка"