Распад Советского Союза положил конец походу России за демократией

Распад Советского Союза положил конец походу России за демократией

Распад Советского Союза положил конец походу России за демократией

Россию Путина можно понять только в свете национального краха, который был спровоцирован распадом СССР

15 лет назад в уединенном охотничьем домике в Беловежской Пуще неподалеку от Минска произошло самое важное и, пожалуй, логичное событие второй половины 20-го века. Там, 8 декабря 1991 года главы трех из 15 республик Советского Союза во главе с Борисом Ельциным собрались для подписания документов об упразднении государства, просуществовавшего 74 года.
Большинство западных обозревателей расценили распад СССР как однозначно позитивный поворотный момент в российской и мировой истории. А поскольку именно эта точка зрения очень быстро возобладала в новом триумфаторском изложении событий Соединенными Штатами, про надежду на успех просоветских демократических и рыночных реформ, проводимых Михаилом Горбачевым в 1985-1991 годах, забыли. Отныне советскую историю представляли не иначе, как «семь десятилетий сурового и безжалостного полицейского государства». Американские ученые умы отреагировали точно так же. Большинство из них обратилось к аксиомам догорбачевского правления, согласно которым советскую систему никогда нельзя было реформировать, а стало быть, она была обречена. Противоположное мнение о том, что в советской истории были иные возможности, «пути, по которым не пошли», отвергалось как «сомнительное», если не вероломно-предательское. Реформы Горбачева, хоть и ликвидировали замечательным образом диктатуру Коммунистической партии, но были «химерой», а, следовательно, смерть Советского Союза наступила по причине «отсутствия альтернатив».
Даже в свете человеческих трагедий, коими были так богаты 1990-е годы, большинство специалистов больше не задавалось вопросом о том, мог ли реформированный Советский Союз стать самой светлой надеждой для посткоммунистического будущего России. Да и основная масса обозревателей не задумывалась о том, насколько более выгодным для мировых дел могло бы стать сохранение Советского Союза. Напротив, они сошлись во мнении, что все советское должно быть уничтожено посредством  «разрушения до основания всей системы политических и экономических отношений». Сегодня подобная уверенность, безусловно, является единственной политически корректной в американской (и, в большинстве случаев, европейской) политике, средствах массовой информации и научных кругах.
С другой стороны, подавляющее большинство россиян, и об этом явственно свидетельствуют результаты опросов общественного мнения, сожалеют о распаде Советского Союза. И сожаление это вызвано отнюдь не тоской по коммунизму, а тоской по той спокойной жизни, полной уверенности в завтрашнем дне, которую они потеряли. Они не разделяют почти полное единодушие Запада, считающего, что «крах» Советского Союза был «неминуем» в силу врожденных дефектов системы, оказавшихся смертельными. Напротив, они считают, и не безосновательно, что распад страны был обусловлен тремя «субъективными» факторами: тем, как Горбачев проводил свои политические и экономические реформы; борьбой за власть, в ходе которой Ельцин, желая избавиться от Горбачева-президента, уничтожил советское государство; и, наконец, алчной до собственности советской бюрократической элитой, так называемой номенклатурой, которая в 1991 году куда больше думала о «приватизации» огромного состояния страны, чем о его защите. Поэтому большинство россиян, в том числе и сидящий в тюрьме олигарх Михаил Ходорковский, по-прежнему относятся к событиям декабря 1991 года, как к  «трагедии».
Кроме этого, растет число представителей российской интеллигенции, которые приходят к мнению, что было утрачено нечто крайне важное, а именно, историческая возможность осуществления демократизации и модернизации России менее радикальными, более приемлемыми для всех и менее болезненными (а, значит, более эффективными и менее дорогостоящими) методами, чем те, которые использовались после 1991 года.
Один из общепринятых мифов, который поддерживают сторонники Ельцина, заключается в том, что уничтожение СССР проходило «мирным» путем. На самом же деле, гражданские войны на этнической почве, которые разразились в Центральной Азии и Закавказье, унесли сотни тысяч жизней и заставили еще большее количество людей покинуть родные места, продолжаются и по сей день.
Трудно представить себе большую политическую крайность, чем упразднение государства, являвшегося, несмотря на все существовавшие в нем кризисы, ядерной сверхдержавой с населением в 286 миллионов человек. И все же Ельцин пошел на это, использовав «незаконные и недемократические» методы, что признают даже его сторонники.
Покончив с советским государством способом, который являлся незаконным как с юридической точки зрения, так и гражданской (ведь по результатам референдума, проведенного за девять месяцев до распада СССР, 76% населения проголосовало за сохранение Союза), ельцинская правящая верхушка очень скоро стала опасаться настоящей демократии. Доказательством тому является насильственный роспуск Ельциным российского парламента в ходе вооруженного противостояния.
Экономические последствия беловежской встречи носили не менее зловещий характер. Уничтожение СССР без какой бы то ни было предварительной подготовки разрушило его высоко интегрированную экономику и стало главной причиной спада производства на всей территории бывшего Советского Союза. В середине 1990-х гг. уровень производства сократился практически вдвое. Это, в свою очередь, вызвало массовую бедность и сопутствующие социальные аномалии, которые, по словам одного уважаемого московского экономиста, остаются «основным признаком» сегодняшней российской жизни.
И, как напишет позже бывший сторонник Ельцина, «почти все произошедшее в России после 1991 года в значительной мере определялось желанием поучаствовать в разделе собственности бывшего СССР». Советская элита присвоила себе существенную часть огромного государственного состояния, не задумываясь о том, насколько справедливой была процедура раздела, и игнорируя мнение общества. Ведомые жаждой наживы, представители элиты хотели урвать самые ценные богатства страны, которые кидались им сверху, без участия законодательных органов власти. Им это удалось, сначала благодаря собственным усилиям, путем «спонтанной номенклатурной приватизации», а потом, уже после 1991 года, благодаря кремлевским указам, издаваемым Ельциным.
Опасаясь за свое богатство, полученное сомнительным путем, и даже за свои жизни, новые владельцы советской собственности были полны той же решимости, что и Ельцин, ограничить или уничтожить выборную парламентскую демократию, появившуюся по инициативе Горбачева. Вместо нее они стремились создать такую политическую систему, которая была бы верна их богатству и коррумпирована при помощи их богатства. В идеале, речь шла об «управляемой» демократии. Отсюда и сделанный ими выбор - энергичный человек из спецслужб, Владимир Путин, который в 1999 году сменил становившегося все более немощным Ельцина. Неуверенность относительно того, как долго они смогут удерживать в руках свои огромные богатства, побуждала этих людей не инвестировать в свои активы, а использовать их самым хищническим образом. В результате к концу 1990-х гг. капиталовложения в российскую экономику снизились на 80%, началась демодернизация государства. Неудивительно, что, пережив подобные времена, россияне с энтузиазмом встречают попытки Путина восстановить государственный контроль над российским нефтегазовым сектором.
И так, почему же многочисленные западные комментаторы восхваляют распад Советского Союза, говоря о нем, как  «о прорыве» к демократии? Их реакция была, главным образом, основана на антикоммунистической идеологии и целом ряде существовавших мифов.
Ельцин уничтожил Советский Союз при помощи номенклатурной элиты, которая, по образному выражению ельцинского премьер-министра, бежала «на запах богатства как хищник на запах добычи». Не обошлось и без поддержки демократически настроенного крыла интеллигенции. Эти люди, которые являлись традиционными врагами советской системы догорбачевской эпохи, в 1991 году вступили в сговор, главным образом потому, что радикальные рыночные идеи интеллигенции, казалось, оправдывали номенклатурную приватизацию.
Однако наиболее влиятельные из проельцински настроенных представителей интеллигенции не были как случайными попутчиками, так и истинными демократами. С конца 1980-х годов они настойчиво твердили, что рыночная экономика и крупномасштабная частная собственность должны насаждаться в российском обществе режимом «железной руки» с использованием «антидемократических мер». Как и стремившаяся к богатству элита, эти люди усматривали в новоизбранных законодательных органах власти России препятствие. Будучи поклонниками чилийского диктатора Пиночета, они говорили о Ельцине: «Пусть он будет диктатором!» Неудивительно, что они аплодировали (вместе с правительством США и основными средствами массовой информации), когда Ельцин бросил танки на разгон всенародно избранного российского парламента в 1993 году.
После 1991 года в России еще были политические и экономические альтернативы, ни один из факторов, сыгравших свою роль в гибели Советского Союза, нельзя было назвать необратимым. Но хотя в ряду этих альтернатив были демократические и рыночные устремления, там также присутствовали жажда власти, политические перевороты, алчность элиты, экстремистские идеи и широко распространенные беззаконие и предательство. И следовало бы сразу догадаться, что именно из вышеперечисленного возобладает.

Стивен Коэн - профессор российской истории Нью-Йоркского университета, автор книги «Неудавшийся Крестовый поход: Америка и трагедия посткоммунистической России». Настоящий текст является печатной версией его статьи, опубликованной в последнем номере The Nation.

Собственный перевод

Оценить статью
(0)