СССР уже нет, но наше культурное пространство все еще остается общим, И юмор все еще не требует перевода. Это продемонстрировал еще раз концерт известного писателя-юмориста Михаила Жванецкого, состоявшийся 23 февраля во Дворце имени Гейдара Алиева.
Но, как известно, концерт — это не только яркое и запоминающееся выступление артиста и, будем откровенны, «светская тусовка» в зале. Это еще и большая организационная работа, которую проделала фирма ProCent, взявшая на себя роль организатора гастролей Михаила Жванецкого в Баку. Исполнительный директор Pro-sent Любава Гринева о проделанной работе говорит так: «Мы это сделали!» По ее словам, услышав слово «Баку», Жванецкий приехать согласился тут же. Но, как подчеркивает Гринева, организация такого концерта — это огромная ответственность, и с задачей своей Pro-sent справился. Это не только мнение самих организаторов: чета Жванецких покинула Азербайджан уже 24 февраля, а на следующий день Любаве позвонила супруга Михаила Михайловича еще раз поблагодарить за прекрасный прием.
Райдер у Жванецкого, по словам Любавы Гриневой, весьма скромный: должно быть тихо, тепло и обязательно яблоки. Жил писатель в отеле Crescent Beach, в номере с видом на море.
Но, как правило, зрителям, приходящим на концерт, не до «кухни», и труд организаторов чаще всего остается и в прямом, и в переносном смысле слова за кулисами. И, как утверждают «по ту сторону рампы», любой артист, в творческой биографии которого уже есть весьма успешные номера, выходя к зрителям, должен понять и почувствовать, чего от него хочет зал: старых безотказных хитов, уже давно известных и полюбившихся, или чего-то нового. По Сети ходит изрядное количество баек, как известному барду Олегу Митяеву, который привез в Подольск свою новую программу, слушатели, которые пришли за его старыми известными песнями, передали из зала записку: «Почему вы, выступая в других городах, поете хорошие песни, а у нас — всякую ерунду?», после чего Митяев обиделся и пообещал, что в Подольск он больше ни ногой, а другой известный артист провалил гастрольный тур, потому что «пел одно старье».
Михаил Жванецкий, который выступил 23 февраля во Дворце имени Гейдара Алиева, не стал повторять перед бакинской публикой старые безотказные хиты про раков, которые вчера были по пять, но очень большие, а сегодня по три, но очень маленькие, и про то, что женщин умных не бывает — женщины бывают прелесть какие глупенькие или ужас какие дуры. Он читал совершенно новые, незнакомые зрителям тексты, но в то же время ни у кого не возникало даже тени сомнения, что это тот самый Жванецкий, которого мы все ждали: ироничный, тонкий, с вечными темами и тем непередаваемым духом одесского юмора. И без тени пошлости и юмора «ниже пояса», которым нас уже изрядно «перекормили» оба вещающих на Азербайджан российских телеканала. Наверное, стало в его выступлениях чуть-чуть больше политики: теперь, когда уже между писателем-юмористом и кружкой пива, по его собственным словам, нет Коммунистической партии, со сцены звучат тексты куда более злободневные: и о «трубе», и о желании сделать соседям всю пищу холодной и сырой (намек на российские «энергетические войны», получился слишком даже прозрачным. И тут же — темы вечные и пронизанные тем самым, почти уже утерянным одесским колоритом: про то, что, простите, в сортире у его друга висит плакатик с надписью: «Не сиди просто так — думай что-то!» И подпись: «мама Жванецкого». По-русски правильнее было бы сказать «думай о чем-то», соглашается сам писатель, но «думай что-то» звучит совершенно иначе.
Но, наверное, Михаил Жванецкий — из тех авторов, чьи тексты очень многое теряют «в пересказе». И пусть простят меня почитатели известных талантливых артистов, даже в том случае, если их исполняют мастера эстрады. Потому что слушать диалог двух тетушек, одна из которых советовала другой взять у Жванецкого автограф на Одесской книжной ярмарке, надо слушать в его исполнении — с неповторимыми интонациями, с непередаваемой игрой смысла, текста, эмоций…"Дай ему книгу, он тебе напишет! — Что он мне напишет? — Не знаю! — Я должна ему продиктовать? — Нет, он сам знает! — А вдруг он напишет что-то такое, что я не смогу показать Лене? — Да ты на себя посмотри, ты уже на костылях, кто тебе напишет такое, что ты не сможешь показать Лене?" Пересказывать эти тексты наизусть — дело априори неблагодарное, потому что текст сам по себе не передает десятой доли того, что происходит на сцене. Где каждое выступление — это авторский моноспектакль, который режиссируется и создается прямо на глазах у зрителя. На сцену Михаил Михайлович выходит со своим знаменитым старомодным бухгалтерским портфелем, вынимает оттуда толстую пачку бумаг — и уже стоя на сцене, выбирает, что читать, а что — нет. И, почувствовав, что зрители уже подустали от философского юмора (честное слово, именно так надо назвать жанр, в котором работает Жванецкий), переходит на рассказы о ситуациях, в которые приходилось попадать.
Михаил Жванецкий еще в самом начале своего выступления сделал несколько далеко не «дежурных» комплиментов бакинской публике, с которой в последний раз встречался еще десять лет назад, подчеркнув, что «бакинская публика — это номер один». Напомнил Михаил Михайлович и о своем приезде в Баку в «команде» вместе с Райкиным, Ильченко и Карцевым. А потом, уже в ходе концерта, поздравил прямо со сцены создателя интернет-сайта, действующего в нашем городе своего фан-клуба, Вячеслава Сапунова — с днем рождения. Вячеслав Сапунов выпускник филфака БГУ, молодой азербайджанский прозаик и сценарист, автор книги «Такая жизнь» и большой поклонник Жванецкого. И зал отвечал взаимностью. Рукоплескал и смеялся, и вдруг замирал, когда юмор сменялся философскими размышлениями, скорее грустными, чем веселыми. А в конце, когда Жванецкому апплодировали стоя, он сказал: «Самая большая мечта для артиста — это стоять на сцене под аплодисменты!»
А после своего выступления Михаил Жванецкий дал газете «Эхо» эксклюзивное интервью.
- Когда труднее быть юмористом — в советское время, когда можно было выехать на политических остротах, или сейчас?
- Признаюсь: юмористом быть одинаково трудно и тогда, и теперь. В советские годы были цензура, доносы, вы сами это знаете неплохо. И можно было угодить куда попало, но в то, же время получить успех было гораздо легче. Ты мог быть смелым, или талантливым, или и то и другое вместе. Сейчас все по-другому. Ты должен постоянно соревноваться с этими производителями дешевого хохота. Я сейчас о себе хорошо не говорю и о них плохо не говорю: ты продаешь свое, они продают свое. И ты стоишь на базаре в одиночестве. Короче, у меня частная маленькая клиника, у них народная больница, Я не знаю, вылечивают ли они или, наоборот. Не знаю.
- Вы сказали «…и ты стоишь на базаре в одиночестве». Означает ли это, что есть артисты, вместе с которыми вы бы не вышли на сцену, не стали бы выступать в одной программе?
- Ну, как я могу назвать фамилии? Это будет так бестактно. Как я могу сказать: «с этим бы я вышел на сцену, а с этим — нет»? Это непорядочно. Но вместе с тем скажу: я, например, в программе «Аншлаг» не участвую все то время, пока она живет, и все то время, пока будет жить. Этот шабаш когда начинается, и их погонщица (Регина Дубовицкая. — Ред.)…Меня там нет и не будет.
- Приходится ли выбирать, что читать, в зависимости от аудитории?
-Конечно.
Я беру папку, выхожу на сцену и начинается
что-то вроде примитивного опроса населения. Это нравится, другое не нравится. И я сразу же чувствую людей, которые находятся в зале.
- Вот и сегодня из большой кипы исписанных листов вы что-то откладывали, не прочитав. Это было не для нашей публики?
- Вы знаете, я почти все сегодня прочел. То, что я откладывал, — это было что-то старое. Я подумал: меня здесь не было 10 лет, может быть, они это уже много раз слышали по телевидению. А кое-что я мог отложить от усталости а что касается публики, зала — такой прием и понимание, как здесь, в Баку, — это вне конкуренции. Я мог бы еще читать, но надо было и смешить, и читать, ведь мы смехом деньги зарабатываем. Поэзией много не заработаешь. Я добрый человек, я из сострадания к поэзии стал юмористом. Когда в компании сидят все уныло, то кто-то же должен их рассмешить. Вот я и начал пытаться, искать. Вот так я и к залу отношусь.
- А когда вы себя чувствуете комфортнее: во время выступления в огромных залах, как сегодня, где около двух тысяч зрителей, или в маленьких камерных залах?
- Маленький зал лучше — это однозначно. Когда тебя приглашают, когда ты общаешься с залом, надо сделать так, чтоб в этом процессе участвовали все пришедшие.
- Приходится ли вам, если говорить уголовным языком «цедить базар» в зависимости от аудитории, перед которой вы выступаете? Как-то недавно к нам приезжали российские юмористы, шутки которых были не просто скользковатые, а откровенная, скажем так, словесная порнография. И они были очень удивлены тем, что зал это не только не воспринял, но даже дал понять, что это не очень нравится.
- Я стараюсь не переступать границу ниже мужского пояса. Но у меня сегодня был один монолог — «Монолог мэра», он пришел из уголовного мира. Но это такой персонаж, где без этого просто не обойтись.
- Считается, что юмор труден для перевода. У вас была миниатюра, как вы выступали в Америке. Как вы считаете, юмор подлежит переводу? Наши шутки понимают за границей?
- Нет, скорее всего, нет. Может быть, вот сейчас стали более переводимыми, потому как мы несколько приблизились к их жизни, появились частная собственность, попытки заработать. С той стороны нет попытки перевести или ознакомить публику с нашим юмором. Нет места для этого, а за место на этом базаре надо платить. Надо платить, если ты поешь, надо платить, если ты шутишь. На-до пла-ти-ть! Нам пока плевать. Нам кажется, что надо достойно делать свое дело. Как говорил поэт Бродский — кстати, я был у него дома — «Стихи уже есть, а переведут или не переведут — это уже неважно». Так и я: это уже написано, мысль высказана, а дальше — как хотите.
- Сейчас в моде розыгрыши. Вас не разыгрывали?
- Слава Богу, нет. Но если честно, какой это розыгрыш? Приходят с настоящим милиционером, с настоящим прокурором — и это розыгрыш? Я бы, конечно, поверил. И любой бы поверил. Розыгрыш — это когда твой приятель может позвонить, ну, скажем, по телефону что-то такое сказать. Это я понимаю. А это с милиционером, с прокурором разыгрывают тебя — ты, конечно, поверишь и даже испугаешься. И это все снимают: как ты побледнел при настоящем милиционере. Это называется розыгрыш? Ну, разыгрывай, населения все равно мало, будет еще меньше.
- У нас есть в газете традиция: у звезд, популярных артистов, юмористов просить рассказать о каком-либо курьезе, произошедшем с ним. Вы бы могли что-либо вспомнить смешное, произошедшее с вами?
- Не могу, такого нет. Нет, может быть, есть, но я их не собираю. Знаменитый Зиновий Ефимович Герт, который так меня любил долгое время, но обиделся, и мы так и так и не поправили своих отношений. У него была передача «За чашкой чая». И он попросил меня рассказать один случай. Я сказал «не могу», «не по этому делу» я не собираю случаи. И он обиделся. Я не собираю случаи, я собираю размышления.
- Вы сказали в начале вашего выступления на сцене, что в Баку бывали не раз, но что последние 10 лет не приезжали. И все-таки при слове «Баку» что вам приходит на ум прежде всего?
- Праздник. Большой светлый праздник. Много пеших людей — то, что я помню. Мы с Райкиным выступали на этой сцене, выходили на эту площадку и видели, как люди шли почему-то пешком, безо всяких машин. Такая публика шла, ну просто номер один. Это была публика Баку. Сегодня я нашел подтверждение этому. Аркадий Исакович Райкин очень любил сюда приезжать, здесь с радостью платили ему за выступление, никого не корежило, что у него были большие гонорары, ему отвечали, что мы с радостью можем заплатить вдвое больше. Это только в Баку так звучало.
- Очень часто ваши монологи, ваши произведения читал Райкин. Вам было обидно или как?
- Конечно, было обидно. Конфликтов по этому поводу особых не было, но я совершенно не понимал. Мне казалось, что он должен сказать: «Михаил Жванецкий. Монолог такой-то». Нет, это все было напечатано мелкими буквами, и он этого не говорил. А кто я был? Маленький, провинциальный еврейский мальчик. Но я рад, что мы разошлись, и я сразу же пошел на взлет сам, самостоятельно. Очень многие опытные люди, в том числе Товстоногов, говорили мне: если вы уйдете, то ничего не потеряете. Они много спорили по этому поводу. Райкин говорил: «Вот мы ему дали квартиру, а он уволился», а Товстоногов отвечал: а что он должен делать из-за этой квартиры, мало ли кому и я давал квартиру? Райкин ревниво относился ко мне, я ревниво — к нему. Такие были взаимоотношения, но мы очень дорожили друг другом. И я это чувствовал. Но при этом я должен сказать: он был тиран, но это вы знаете. Следует сказать, что он заслуживал этот театр, он заслуживал этих артистов, которые, кстати, тоже очень обижались, почему их имена и фамилии мелким шрифтом. А каким еще?! Теперь я понимаю почему мелким шрифтом. Хочешь крупным шрифтом, хочешь крупными буквами — отойди в сторону. Возле него ты всегда будешь мелким. Пока мы это поняли. Поэтому я не обижаюсь.
- Спасибо за беседу.
Д.Ахундзаде