«Шашлычное соглашение» 2000 года о ненападении @ государства и крупного бизнеса исчерпано: @ у «силовых олигархов» растут аппетиты, у коммерческих – неудовлетворенность недееспособностью государства, - считает председатель президиума, научный руководитель Института глобализации Михаил Делягин. В ответ на первую фазу атаки «силовой олигархии», связанной с арестом Лебедева и Пичугина, бизнес остановился на идее «социальной ответственности» - резкого повышения зарплаты и масштабных социальных программ за счет своих сверхприбылей в обмен на сохранение собственности.
После создания «управляемой демократии» и однопартийной системы государству безразлична социальная сфера, пример чему - проект бюджета «поствыборного» 2004 года, не предусматривающий индексации зарплат бюджетников и социальных пособий и снижающий долю расходов социальной направленности. Напуганный бизнес по инерции предложил государству ненужные тому вещи, - и атака на «ЮКОС» вошла в завершающую фазу, связанную с захватом Ходорковского и началом изъятия активов, именно после этой инициативы, говорится в пресс-релизе, распространенном по итогам пресс-конференции М.Делягина «Инвестиционный пакт: условия соглашения между бизнесом и обществом», состоявшейся 21 ноября.
Потребность в новом «пакте о ненападении» велика: экономике нужны, если и не справедливые, то хотя бы стабильные «правила игры», а после либерализации валютного регулирования в 2004 году страх бизнеса станет более разрушительным фактором, чем сейчас.
Стабильность, созданная «съездом побежденных», временна: государство пообещало бизнесменам безопасность и сделало им ряд уступок (в том числе в виде разрешения бесплатной приватизации земли под предприятиями) в обмен на их отказ от защиты Ходорковского. Однако завтра «силовая олигархия», переварив ЮКОС так же, как холдинг Гусинского и «СИБУР», вновь начнет испытывать голод, - а страх перед консолидацией бизнеса (по крайней мере, после формирования однопартийной системы после победы «партии власти» на парламентских и Путина на президентских выборах) сойдет на нет.
Вопреки распространенным представлениям, договоренность между государством и бизнесом не является чем-то исключительным. Государство не бог и не хозяин общества, но его слуга – как и бизнес. Вне зависимости от своих амбиций эти слуги равны и потому могут договариваться, хотя государство имеет силу, лишь пока оно отстаивает интересы всего общества.
Закон не всеобъемлющ, и все не регулируемое им поле может фиксироваться именно соглашениями. В развитых странах общественные силы договариваются в основном о стратегиях развития или даже ценностях, которые эти стратегии выражают, в менее развитых – о выходе из конкретных исторических тупиков. Классический пример – Испания после Франко.
В сегодняшней России такое соглашение должно урегулировать принципиальные вопросы. Если бизнес попытается откупиться, минимизировав свои обязательства и сведя их к второстепенной с точки зрения развития (в силу ее непроизводительности) социальной помощи, этот договор вскоре отторгнет не только государство, но и общество, - как сегодня оно отторгает договор начала 90-х.
Тогда государство дало гражданам свободу разграбления СССР за отказ от своих обязанностей – от социальной помощи до стратегического планирования. Большинству это нравилось, пока не оказалось, что при грабеже богатства концентрируются еще менее справедливо, чем при социализме, да еще и уничтожаются.
Сегодня российский бизнес нуждается в незыблемости права собственности, даже полученной незаконно, так как под эту категорию, в том числе, из-за политики либеральных фундаменталистов, подпадает почти вся крупная собственность. Реформаторы «привязывали» к себе крупный бизнес, раздавая ему собственность юридически сомнительным образом, который мог быть оспорен любой другой властью и вынуждал собственников защищать строго определенный клан.
Незыблемость собственности нужна и обществу – когда предприниматель не уверен, что его завод принадлежит ему, он разворовывает его, а не развивает. Значит, бизнес должен получить конституционный закон, по которому собственность на средства производства и ценные бумаги по состоянию, например, на 1 декабря 2003 года признается незыблемой и не оспариваемой вне зависимости от того, каким путем она получена – кроме, конечно, прямых краж. Незыблемость прав собственности не может освобождать от ответственности за уголовные преступления: бизнесмена можно сажать в тюрьму, но нельзя отбирать у него завод.
Обществу же нужно, чтобы бизнес, и в первую очередь крупный, обеспечивал его развитие – именно его, хотя ему в силу вполне объективных причин выгоднее развивать Гвинею-Бисау, а приятней - Швейцарию. Это означает, что в обмен на незыблемость прав собственности крупный бизнес должен гарантировать обществу в лице государства полную финансовую прозрачность и длительное (например, в течение 20 лет) инвестирование основной части (например, 90%) своих средств только в Россию. Это обеспечит ее развитие, причем полностью рыночное и, соответственно, наиболее эффективное.
Эти гарантии ограничат права и возможности бизнесменов – точно так же, как незыблемость их права собственности ограничит права и возможности остальных граждан, не говоря уже об их обостряемом нуждой чувстве справедливости.
Обязательства инвестирования преимущественно в свою Родину для крупного бизнеса - серьезная жертва. Но альтернатива - не подачка в виде неизбежно локальных социальных программ, не уступки новой «силовой олигархии» со стороны старой коммерческой, но долговременная, болезненная и, в конечном счете, разрушительная дестабилизация всего хозяйственного организма России.
В сегодняшних экономических, социальных и политических условиях инвестиционный пакт – «собственность в обмен на инвестиции» - единственный путь не только развития бизнеса, но и модернизации страны. Мы все равно придем к нему, как пришли после войны некоторые страны Западной Европы, - но чем быстрее будет достигнуто согласие, тем меньшую цену придется за него заплатить и тем меньшие возможности будут утрачены «по дороге».
Нынешнее государство, скорее всего, не осмелится даже предложить такой пакт. Оно пренебрегает населением и потому не может опереться на него; соответственно, оно слишком слабо, чтобы настоять на таком договоре, - а олигархи будут сопротивляться. Им проще дать взятку в виде разовых социальных обязательств обществу, или денег чиновникам, или даже отдать собрата «на съедение», чем вкладывать в Россию. Поэтому при нынешней власти такой договор невозможен, - но это свидетельствует не столько о его принципиальной невозможности в нашей стране, сколько о неизбежности модернизации ее политической системы.