Тридцать третий год Габриэль Шанель нет на этом свете, а загадка ее все не дает покоя живущим. Незаконнорожденная крестьянская девочка - законодательница всепланетной высокой моды!? В модельном бизнесе были-перебывали десятки, сотни имен, почему же она по-прежнему на слуху?.. Фрагменты книги "Загадочная Шанель" красноярский «КоМок» публикует с разрешения издательства "Русич".
В стиле, созданном Шанель, не было перепевов прежних веков и модных течений -- она изобрела его сама. Но терпеть не могла, когда ее называли гениальной и приравнивали талант модельера к искусству. Она себя называла ремесленницей, имела постоянными клиентками миллиардерш Америки, Европы и Азии, но лишь тогда испытывала чувство победы, когда женщины в ее одежде ходили по улицам и ездили в метро.
Сиротка из приюта
Как ни парадоксально, на блестящее будущее Шанель повлиял именно факт бедности - в глазах современников это был порок. Габриэль никогда не признавалась в низком происхождении, всю жизнь упрямо творила свою легенду, используя и подлинные факты - чтобы воспоминания были похожи на правду. Например, история с повозкой, в которой после смерти матери девочка покинула свой нищий дом... В зависимости от настроения это был то элегантный экипаж, то кабриолет, то тильбюри (но не двуколка и не телега!).
Трех дочерей Жанны Деволь (12-летняя Габриэль - средняя из них) принял сиротский приют монастыря Обазин. Видимо, здесь и зародились любовь к строгости и чистоте, боязнь излишеств и чувство меры, сопровождавшие Шанель в дальнейшей жизни. Белоснежные, стираные-перестираные рубашки сироток и черные юбки в складку, черные покрывала монахинь и белые воротники-апостольники, каменная мозаика пола одного из коридоров, образованная цифрой "5"... Спустя пять лет Габриэль познакомилась с родной теткой Адриенной, которая многие годы жила в пансионе Пресвятой Богородицы (их, ровесниц, принимали за сестер, и это заблуждение очень нравилось обеим), съездила в гости к деду и бабушке, другой тетке, кузенам... Габриэль отвергла их всех: слово "дом", которое годы в монастыре лишили смысла, вызывало в мозгу сироты только одно - желание побега. Лишь тетя Жюлия поразила ее до сих пор незнакомым качеством - фантазией: как она умела украсить корсаж цветком из обрезанного носового платка, сделать из никчемного лоскута плиссированный воротничок и манжеты с фестонами, преобразить шляпу!..
Изредка бывая с пансионерками в Мулене, Габриэль жаждала разглядеть горожан. Ее ругали, а она все норовила остановиться... (Три детали врезались тогда в память: воротнички учеников колледжа, завязанные розеткой галстуки и черные блузы. Многие годы спустя она сама станет носить воротничок и галстук с развевающимися концами. Это будет мировой бестселлер, не просто лозунг, не просто мода - стиль. Стиль Шанель...) смотреть удавалось во время церковных месс, когда в ряду девушек из бесплатных школ она шла впереди епископа, каноников и одетых ангелочками мальчиков. На нее тоже смотрели - особенно мужчины.
Когда Габриэль и Адриенне исполнилось по двадцать лет, их отдали в торговый дом, принимавший заказы на одежду для дам и девочек. Стоя за прилавком с ножницами в руке, церемонно встречая гордых покупательниц, они постепенно узнали все о местном светском обществе, об окрестных замках потомков Бурбонов, о влюбленных в войну дворянах (доломаны с тремя рядами золотых пуговиц, небесно-голубые венгерки, кепи-фуляры!..). Офицеры тоже заметили золушек (что может удивить больше, чем дочери короля, латающие брюки?) и пригласили их на скачки. Девушки не отказались. Но каково высокомерие - словно королевы! Кавалеристы были заинтригованы... Очень быстро тетя и племянница стали украшением компании. Директор кафешантана, сообразив, что молоденькой Габриэль принадлежат все сердца золотой молодежи гарнизона, заключил с нею контракт. И вот уже хриплым голосом она выводит куплет из ревю "Кукареку", в котором с трудом можно узнать победный крик петуха, а посетители ободряют ее кудахтаньем и вызывают на бис, скандируя "Коко! Коко!" (это имя за ней и останется.)
Скоро амбициозная девушка нацелилась на оперетту в Виши, французском Баден-Бадене, и лишь один человек высмеял ее намерение. Влюбленный офицер-стажер Этьен Бальсан сказал: "Ты ничего не добьешься, ты поешь словно винтовка стреляет". Результаты прослушивания действительно разочаровали, ей порекомендовали брать уроки и предложили амплуа пижонки (основу его составляет умение вилять бедрами, прыгать и вертеться). Ночи Габриэль проводила с иглой-утюгом-мылом: штопала, гладила, освежала свое платье с блестками. (В 30-х годах ХХ века женщины начнут носить туалеты с блестками, и, может быть, только она будет знать, откуда это. В сиянии блесток Шанель увидит отсвет прошлого...) Потом ей предложили работу подавальщицы в водолечебнице: она стояла на дне глубокой ямы, курортники тянулись к ней со стаканами и говорили комплименты ее белоснежному наряду и забавным коротким ботиночкам. (Придет пора, когда и они обретут новую жизнь, - эти ботинки дней сражений...)
В поисках себя
Успех так и не пришел. Габриэль проиграла. Став в 25 лет любовницей Этьена, она валялась до обеда, пила кофе в постели, читала глупые романы. Связь с милашкой Коко офицер не афишировал, жениться не собирался, не счел нужным даже подарить амазонку, без которой женщина на содержании не могла чувствовать себя любимой и уважаемой. Неутомимый участник скачек, Этьен увлек и Коко верховой ездой -- в любое время года, в дождь и ветер. Жить с ним значило переезжать с ипподрома на ипподром. (В 80 лет Шанель объясняла, как садятся на лошадь: "Нужно вообразить, что у тебя пара яичек, - здесь следовал жест, - и на них ни за что нельзя присесть. Поняли?") Язык и общество кавалеристов стал естественным для нее. Слушая мужские разговоры, она решила, что все броское, разорительное - это из жизни кокоток, на которых ни за что на свете нельзя быть похожей! Она до такой степени верила в костюм, что воображала: если не носить его, можно избежать и роли. Местный портной разинул рот, когда Габриэль попросила сшить ей галифе, как у конюха-англичанина. Брюки, жакет с узкими бортами, черная шляпка - покрой будущей одежды, которая сделает ее знаменитой, уже заметен. Он олицетворял страстное желание Шанель изменить свою жизнь!
Именно тогда в их окружении появился необычный брюнет - богатый, но незаконнорожденный Артур Кейпел, по прозвищу Бой. Он знал, чего стоит необходимость постоянно противостоять судьбе и быть обязанным только самому себе. Именно у него Шанель нашла понимание, которое тщетно искала прежде. Он поддержал ее намерение что-то делать (например, шляпы), а Этьен для развития самостоятельности подруги предложил Коко свою холостяцкую квартиру в Париже. Его бывшие любовницы трепетали, заказываю себе шляпку в бывшем чертоге любви. Дамы не всегда делали заказы, но заходили из любопытства.
Скоро Бой совершенно естественно заменил Этьена. (Впоследствии Коко говорила, что любила единственный раз в жизни - Кейпела. Похоже, это было правдой.) Теперь она почти не отлучалась из дома, чтобы не заставлять любимого ждать. Лишь когда подруги заговорили о школе Айседоры Дункан, страстное желание снова оказаться на сцене охватило Габриэль. Тоненькая, на удивление гибкая, со своеобразным шармом, она в свои 28 выглядела на десять лет моложе. Увы, по истечении нескольких месяцев учебы пришлось признаться себе: затея с танцами провалилась. Это была последняя попытка. (Впрочем, на фотографиях мы видим стареющую Шанель в объятиях русского танцовщика Сергея Лифаря. Она пытается сделать довольно жалкие антраша. Она все еще мечтает...)
И все-таки дебют Габриэль Шанель на сцене произошел: для "Водевиля" она сделала шляпки. Начиналась новая эра моды. А еще - парикмахерского искусства... Запомнив эпизод, где героиня обрезала прекрасные локоны и повесила на гвоздь в доме возлюбленного, Габриэль через три года тоже обрезала волосы. Журналистам она рассказала, что испорченная газовая плита сожгла ей прическу во время сборов на гала-концерт. (Вполне в духе женщины, какой она стала к тому времени.) С тех пор считается, что это Шанель подарила женщинам столь революционную идею.
Меж тем в воздухе повисла угроза мировой войны. Общество, выбрав позицию страуса в пустыне, отправилось в курортный Довиль. Несколько рискованных дам отваживались купаться в море, за ними следили в лорнеты, осуждали. Но что молва для Шанель! Она обожала окунуться после напряженной работы. Из гардероба обоих любовников были изъяты новые идеи: так появилась модель, похожая по покрою на матроску, а по материалу -- на пуловер конюхов. Свободные линии не требовали корсета, тело под одеждой лишь слегка угадывалось. Приехавшие Адриенна и младшая сестра Коко, Антуанетта, оказались как нельзя кстати в качестве манекенщиц (вот где и когда появилась новая профессия!). Шанель открыла свой первый бутик.
Когда война опустошила побережье, Коко уцепилась за него, как за спасательный круг, и не просчиталась! Скоро Довиль стал "тыловым" городом аристократии, "всё потерявшие" дамы обращались в единственный открытый магазин, где им предлагалась "военная форма" - длинная юбка, матроска, блуза, туфли на низком каблуке, шляпа из соломки без украшений (в этом можно шагать быстро, без помех, что и требовали обстоятельства). Чуть погодя воздух наполнил запах гангрены, и Шанель принялась одевать сестер милосердия. Результат превзошел все ожидания, но если клиентки думали, что этим чудом обязаны влиянию парижской моды, то они глубоко ошибались - скорее его можно объяснить детством в Обазине. Габриэль изобрела также купальные костюмы для отважившихся плавать дам - шаровары до колен. Война дала женщинам относительную свободу: теперь они могли ходить пешком и в одиночку, могли одеться без посторонней помощи и раздевались в один миг. В случае воздушной тревоги дама могла показаться в холле отеля не в ночной рубашке - Шанель одела ее в пижаму, первый и весьма спешный набросок брюк, которые появятся через четыре года...
Несостоявшаяся партия
Перед отъездом в Англию Кейпел ссудил возлюбленную деньгами, и она открыла не просто бутик, а дом моды -- настоящий, с коллекциями платьев по 3 тысячи франков. Штат ателье из 60 мастериц к 1916 году вырос до 300. Впервые революция в женской моде была не в том, чтобы подчиниться фантазии, а в том, чтобы отменить ее. Уничтожая собственное прошлое, Шанель полностью изменила облик улиц: ушли в небытие тысячи складок на корсаже, каскады вуалей на шляпке, шлейфы, рюши, воланы, буфы... Обескураженные, однако восхищенные американцы приветствовали обновы короткой подписью "Chanel's charming chemise dress" ("Очаровательное платье Шанель"). Подобное признание было очень приятно, но ведь нейтральная Америка так далека, а французская пресса проявила к ней уважение лишь спустя четыре года. До 1920-го -- ни одного печатного слова о Шанель, ни одной воспроизведенной в журналах модели! Но у нее, уже точно, не было конкурентов, ее принимали в обществе, она выплатила долг Бою. Признать независимость Коко? К такому сюрпризу он не был готов. Поиски жены в аристократической среде были на время оставлены, любовь и страсть вспыхнули снова. Габриэль, с одной стороны, убеждала себя, что отныне Бой будет занимать в ее жизни меньше места, с другой - как никогда мечтала удержать его. Он все-таки женился - на дочери лорда, а покинутая любовница стала глушить горе альфонсами, как другие глушат алкоголем, игрой, наркотиками, опасностями... Разуверившись в возможности любить тех, кого принято называть элитой, она стала судить их без малейшей снисходительности, презирать людей, стремившихся обладать тем, чем они восхищались, - коллекционеров. Она сама любила художников вне их произведений, изумлялась, как ребенок, при виде взмаха творящей руки. Вечная сиротка перед лицом чуда!
Молодая жена ждала Боя в Канне, где они собирались провести Рождество. Он уезжал туда с надеждой, что, покинув Париж, покончит с этим безумием - любовью к Габриэль. Другие "шанелеведы" придают его путешествию иной смысл: он искал уединенный дом, где мог бы спокойно обосноваться с Коко. Выбери любую версию, читатель, потому что Артур Кейпел погиб в автокатастрофе 24 декабря 1919 года. Габриэль не успела на похороны, но несколько часов прорыдала над полусгоревшим автомобилем. Вернувшись домой, она приказала затянуть стены, потолок и пол черным, постелить черные простыни... Но, тщетно попытавшись заснуть, позвонила метрдотелю: "Скорее вытащите меня из этой могилы". Наутро обойщик получил приказ отделать комнату в розовых тонах: Коко вспомнила глуповатую поговорку "Розовой комнатке - веселое сердце".
Периоды славянский и еще раз английский
Когда Игорь Стравинский принял французское гражданство и подарил "Русским балетам" "Петрушку" и "Жар-птицу", именно Габриэль выписала Сергею Дягилеву чек на сумму, которая превзошла все его ожидания. Она лишь поставила единственное условие: никогда не говорить об этом. (О жесте Габриэль через полвека рассказал секретарь Дягилева.) Здесь же она познакомилась с великим князем Дмитрием Павловичем, которого в свое время вместе с Феликсом Юсуповым выслали из России за убийство Распутина. (Все думали, что изгнанники обречены на гибель, меж тем гнев Александры Федоровны и указ Николая Второго спас их - иначе в 1918-м их расстреляли бы вместе с членами царской семьи.)
Габриэль и Дмитрий... Это была странная пара: дочь ярмарочного торговца-крестьянина и кузен русского императора, на 11 лет моложе своей французской подруги. Но в этой любви она вновь обрела уверенность. И доказательство тому - "Шанель № 5". Ее изобретение, ее духи поставили позорное клеймо "Марка, вышедшая из моды" на все находки конкурентов. Вырученные за "Шанель № 5" миллионы позволили обогатить швейную коллекцию рубашками - из тех, что, подпоясавшись, носили мужики. Россия степей возникла в салонах Габриэль широкими пальто на меху, юбками до пола и сумрачными переливами расшитых платьев. Ателье вышивки возглавила внучка Александра Второго, сестра Дмитрия - Мария Павловна. В магазинах Шанель появились изысканные продавщицы и манекенщицы - русские княгини, графини, цвет петербургских салонов. Хозяйка словно помогала Дмитрию вновь обрести страну, которую он потерял навсегда. А он... женился на богатой американке, которая имела все, кроме знатного происхождения.
И тогда она полюбила наконец ровню - типографского корректора, происходившего из крестьян и писавшего стихи. Эта любовь закончилась тем, что он выбрал изгнание, одиночество единственным источником вдохновения. Габриэль нашла в себе мужество смириться и с этим поражением, но до последних лет жизни сравнивала нищего и неизвестного Пьера Реверди с теми поэтами его поколения, чья слава и богатство казались ей страшным обманом. (В 1970-м она взялась за президента: "Изданная им "Антология поэзии" не имеет смысла - в ней нет Реверди. О чем он думал, этот Помпиду?!") А тогда, в 1925-м, повторилась обычная история: Габриэль накинулась на работу. Этот год стал годом женщин в черном. Американское издание "Вог" предсказало появление платья, которое, благодаря своей простоте, подойдет буквально всем. Это казалось безумием: чтобы все женщины согласились одеться одинаково?! "Вог" парировал: "Станете ли вы колебаться при покупке автомобиля из-за того, что он похож на другие?" И подвел черту: "Вот Форд, созданный Шанель".
Меж тем в Париж пошли любовные письма от герцога Вестминстерского. Его посланцы привозили Габриэль корзины с орхидеями, клубнику и мандарины из теплиц Итон-холла. Однажды на дне ящика с овощами герцог спрятал огромный необработанный изумруд. У метрдотеля перехватило дух: потомок английских королей складывал к ногам его хозяйки поистине бесценные дары. Она в ответ только пожимала плечами: "Сердце не лежит". Слишком много горечи накопилось в душе... Шанель долгое время старалась подарить высокому поклоннику столько же подарков, сколько получала. А он не терял надежды, катал ее на яхте и в своем спецпоезде, на уик-эндах среди нескольких десятков приглашенных бывал Уинстон Черчилль с женой. Когда наконец Шанель почувствовала себя в Итон-холле как дома, в ней затеплилась надежда, которую она всегда носила в сердце, - надежда выйти замуж. Хроникеры следили за каждым появлением пары, с 1926 по 1931-й мода Шанель была английской. Увы, для герцога Вестминстерского вопрос стоял не столько о свадьбе, сколько о наследнике. 46-летняя Габриэль пошла к врачам, занялась рекомендованной гимнастикой, но приговор был беспощаден: бесплодна. В конце концов герцог женился на дочери барона, а покинутая Коко отозвалась о сердечных делах на языке портных: "Починить, заштопать, обновить..."
Вся жизнь - фабрика грез
Габриель решила вернуть Реверди. Она написала добровольному затворнику и попросила его отредактировать некоторые ее афоризмы, предназначенные для журналов. Предупрежденный о литературных амбициях Шанель редактор женского журнала поспешил познакомиться с этими заметками.
- Хотелось бы увидеть высказывания, больше относящиеся к моде.
- Вы меня за... с вашей модой, - отчеканила Габриэль.
Попытка начать все сначала с Пьером Реверди потерпела крах. Она поехала развеяться в Монте-Карло, и великий князь Дмитрий познакомил ее с царем Голливуда. Польский эмигрант Сэмюэль Голдфиш, ставший Голдвином ("Метро-Голдвин-Майерс") сразу понял: ему нужна Шанель, чтобы привлечь в кинотеатры состоятельных зрительниц. Они пойдут на его фильмы, чтобы увидеть последний крик моды! После некоторых колебаний Великая Мадемуазель сдалась. У Дягилева она узнала, что такое балетный костюм, у Кокто - что такое костюм театральный.
Теперь предстояло узнать, каковы требования к костюмам для кино. Габриэль и здесь привносила в свой труд маниакальную аккуратность и придирчивость, определяла, не тянут ли, не жмут ли рукава, отмечала длину юбки и не выпускала из рук ножниц. Но звезды запротестовали против платьев одного автора, будь им даже сама Шанель. Она вернулась во Францию, обогатившись разве что понятием фотогеничность (отныне она учитывала его в своих моделях).
Умереть и воскреснуть
В 1932 году в Париже открылась выставка, какой еще не бывало в частном доме. Под защитой охранников с револьверами на восковых бюстах красовались драгоценности, которые не продавались. Все они были созданы Шанель. Особенно потрясала фероньерка, напоминавшая нечто вроде челки фараона (спустя 10 лет ее назовут "челкой Шанель"). Знающие люди поняли: в жизни Габриэль кто-то появился. Ей впервые нравилось ощущение собственной слабости, она была влюблена. У нее в предместье обосновался художник, карикатурист, публицист Ириб. Была назначена свадьба... Трагедия произошла летом 1935-го: Ириб упал на теннисном корте и умер в клинике, не приходя в сознание. Габриэль не жаловалась, опять ушла с головой в работу, ее приглашали на праздники, на всевозможные торжественные открытия. Она окружила себя свитой фотографов и журналистов - но улыбалась так, словно обеими руками прижимала к лицу маску. Она была та, что прежде, в сознании навсегда поселилась мысль о том, что счастье - несбыточная мечта.
Когда с началом Второй мировой войны началась всеобщая мобилизация, Шанель уволила всех работниц (4000!), закрыла Дом моды, спряталась в отеле испанской деревушки и притворилась мертвой. И ожила, когда в ее 56 лет началась идиллия с немецким шпионом фон Шпатцем. Любовь ли тому виной или что другое: Габриэль решила встретиться с Черчиллем и убедить его в необходимости сепаратного мира с Германией. Чтобы после продолжить войну против Советского Союза. Преуспеть вопреки? У Коко это давно вошло в привычку. Но разработанная обергруппенфюрером Вальтером Шелленбергом операция Modellhut так и осталась неосуществленной. Война окончилась. Всегда незаконная, пройдя последнюю траекторию, Шанель находилась за бортом жизни больше, чем когда-либо. Ее обвинили в коллаборационизме, арестовали. Но из комитета по чистке она вернулась в тот же день. В 1945 году Шанель уехала в Швейцарию и вернулась домой только в 53-м, когда умер Шелленберг и тьма окутала самый компрометирующий эпизод ее жизни.
В Париже уже сияла новая звезда - Кристиан Диор. Но в 1954-м мир признал: "Шанель влияет на все. Она творит не только моду, а целую революцию". В течение семнадцати лет она будет царить в одиночестве, ее пощадит время, и она останется красавицей. Ей было 80, когда кровавый след от раны убитого в Далласе президента остался на юбке, сшитой в ее ателье. 81, 82, 83, 84 исполнялось ее рукам и глазам - она держалась! Одевая улицу, звезд и королев.
10 января 1971 года она вытянулась на кровати, сказав: "Вот так и умирают". Верная служанка закрыла ей глаза.
В стиле, созданном Шанель, не было перепевов прежних веков и модных течений -- она изобрела его сама. Но терпеть не могла, когда ее называли гениальной и приравнивали талант модельера к искусству. Она себя называла ремесленницей, имела постоянными клиентками миллиардерш Америки, Европы и Азии, но лишь тогда испытывала чувство победы, когда женщины в ее одежде ходили по улицам и ездили в метро.
Сиротка из приюта
Как ни парадоксально, на блестящее будущее Шанель повлиял именно факт бедности - в глазах современников это был порок. Габриэль никогда не признавалась в низком происхождении, всю жизнь упрямо творила свою легенду, используя и подлинные факты - чтобы воспоминания были похожи на правду. Например, история с повозкой, в которой после смерти матери девочка покинула свой нищий дом... В зависимости от настроения это был то элегантный экипаж, то кабриолет, то тильбюри (но не двуколка и не телега!).
Трех дочерей Жанны Деволь (12-летняя Габриэль - средняя из них) принял сиротский приют монастыря Обазин. Видимо, здесь и зародились любовь к строгости и чистоте, боязнь излишеств и чувство меры, сопровождавшие Шанель в дальнейшей жизни. Белоснежные, стираные-перестираные рубашки сироток и черные юбки в складку, черные покрывала монахинь и белые воротники-апостольники, каменная мозаика пола одного из коридоров, образованная цифрой "5"... Спустя пять лет Габриэль познакомилась с родной теткой Адриенной, которая многие годы жила в пансионе Пресвятой Богородицы (их, ровесниц, принимали за сестер, и это заблуждение очень нравилось обеим), съездила в гости к деду и бабушке, другой тетке, кузенам... Габриэль отвергла их всех: слово "дом", которое годы в монастыре лишили смысла, вызывало в мозгу сироты только одно - желание побега. Лишь тетя Жюлия поразила ее до сих пор незнакомым качеством - фантазией: как она умела украсить корсаж цветком из обрезанного носового платка, сделать из никчемного лоскута плиссированный воротничок и манжеты с фестонами, преобразить шляпу!..
Изредка бывая с пансионерками в Мулене, Габриэль жаждала разглядеть горожан. Ее ругали, а она все норовила остановиться... (Три детали врезались тогда в память: воротнички учеников колледжа, завязанные розеткой галстуки и черные блузы. Многие годы спустя она сама станет носить воротничок и галстук с развевающимися концами. Это будет мировой бестселлер, не просто лозунг, не просто мода - стиль. Стиль Шанель...) смотреть удавалось во время церковных месс, когда в ряду девушек из бесплатных школ она шла впереди епископа, каноников и одетых ангелочками мальчиков. На нее тоже смотрели - особенно мужчины.
Когда Габриэль и Адриенне исполнилось по двадцать лет, их отдали в торговый дом, принимавший заказы на одежду для дам и девочек. Стоя за прилавком с ножницами в руке, церемонно встречая гордых покупательниц, они постепенно узнали все о местном светском обществе, об окрестных замках потомков Бурбонов, о влюбленных в войну дворянах (доломаны с тремя рядами золотых пуговиц, небесно-голубые венгерки, кепи-фуляры!..). Офицеры тоже заметили золушек (что может удивить больше, чем дочери короля, латающие брюки?) и пригласили их на скачки. Девушки не отказались. Но каково высокомерие - словно королевы! Кавалеристы были заинтригованы... Очень быстро тетя и племянница стали украшением компании. Директор кафешантана, сообразив, что молоденькой Габриэль принадлежат все сердца золотой молодежи гарнизона, заключил с нею контракт. И вот уже хриплым голосом она выводит куплет из ревю "Кукареку", в котором с трудом можно узнать победный крик петуха, а посетители ободряют ее кудахтаньем и вызывают на бис, скандируя "Коко! Коко!" (это имя за ней и останется.)
Скоро амбициозная девушка нацелилась на оперетту в Виши, французском Баден-Бадене, и лишь один человек высмеял ее намерение. Влюбленный офицер-стажер Этьен Бальсан сказал: "Ты ничего не добьешься, ты поешь словно винтовка стреляет". Результаты прослушивания действительно разочаровали, ей порекомендовали брать уроки и предложили амплуа пижонки (основу его составляет умение вилять бедрами, прыгать и вертеться). Ночи Габриэль проводила с иглой-утюгом-мылом: штопала, гладила, освежала свое платье с блестками. (В 30-х годах ХХ века женщины начнут носить туалеты с блестками, и, может быть, только она будет знать, откуда это. В сиянии блесток Шанель увидит отсвет прошлого...) Потом ей предложили работу подавальщицы в водолечебнице: она стояла на дне глубокой ямы, курортники тянулись к ней со стаканами и говорили комплименты ее белоснежному наряду и забавным коротким ботиночкам. (Придет пора, когда и они обретут новую жизнь, - эти ботинки дней сражений...)
В поисках себя
Успех так и не пришел. Габриэль проиграла. Став в 25 лет любовницей Этьена, она валялась до обеда, пила кофе в постели, читала глупые романы. Связь с милашкой Коко офицер не афишировал, жениться не собирался, не счел нужным даже подарить амазонку, без которой женщина на содержании не могла чувствовать себя любимой и уважаемой. Неутомимый участник скачек, Этьен увлек и Коко верховой ездой -- в любое время года, в дождь и ветер. Жить с ним значило переезжать с ипподрома на ипподром. (В 80 лет Шанель объясняла, как садятся на лошадь: "Нужно вообразить, что у тебя пара яичек, - здесь следовал жест, - и на них ни за что нельзя присесть. Поняли?") Язык и общество кавалеристов стал естественным для нее. Слушая мужские разговоры, она решила, что все броское, разорительное - это из жизни кокоток, на которых ни за что на свете нельзя быть похожей! Она до такой степени верила в костюм, что воображала: если не носить его, можно избежать и роли. Местный портной разинул рот, когда Габриэль попросила сшить ей галифе, как у конюха-англичанина. Брюки, жакет с узкими бортами, черная шляпка - покрой будущей одежды, которая сделает ее знаменитой, уже заметен. Он олицетворял страстное желание Шанель изменить свою жизнь!
Именно тогда в их окружении появился необычный брюнет - богатый, но незаконнорожденный Артур Кейпел, по прозвищу Бой. Он знал, чего стоит необходимость постоянно противостоять судьбе и быть обязанным только самому себе. Именно у него Шанель нашла понимание, которое тщетно искала прежде. Он поддержал ее намерение что-то делать (например, шляпы), а Этьен для развития самостоятельности подруги предложил Коко свою холостяцкую квартиру в Париже. Его бывшие любовницы трепетали, заказываю себе шляпку в бывшем чертоге любви. Дамы не всегда делали заказы, но заходили из любопытства.
Скоро Бой совершенно естественно заменил Этьена. (Впоследствии Коко говорила, что любила единственный раз в жизни - Кейпела. Похоже, это было правдой.) Теперь она почти не отлучалась из дома, чтобы не заставлять любимого ждать. Лишь когда подруги заговорили о школе Айседоры Дункан, страстное желание снова оказаться на сцене охватило Габриэль. Тоненькая, на удивление гибкая, со своеобразным шармом, она в свои 28 выглядела на десять лет моложе. Увы, по истечении нескольких месяцев учебы пришлось признаться себе: затея с танцами провалилась. Это была последняя попытка. (Впрочем, на фотографиях мы видим стареющую Шанель в объятиях русского танцовщика Сергея Лифаря. Она пытается сделать довольно жалкие антраша. Она все еще мечтает...)
И все-таки дебют Габриэль Шанель на сцене произошел: для "Водевиля" она сделала шляпки. Начиналась новая эра моды. А еще - парикмахерского искусства... Запомнив эпизод, где героиня обрезала прекрасные локоны и повесила на гвоздь в доме возлюбленного, Габриэль через три года тоже обрезала волосы. Журналистам она рассказала, что испорченная газовая плита сожгла ей прическу во время сборов на гала-концерт. (Вполне в духе женщины, какой она стала к тому времени.) С тех пор считается, что это Шанель подарила женщинам столь революционную идею.
Меж тем в воздухе повисла угроза мировой войны. Общество, выбрав позицию страуса в пустыне, отправилось в курортный Довиль. Несколько рискованных дам отваживались купаться в море, за ними следили в лорнеты, осуждали. Но что молва для Шанель! Она обожала окунуться после напряженной работы. Из гардероба обоих любовников были изъяты новые идеи: так появилась модель, похожая по покрою на матроску, а по материалу -- на пуловер конюхов. Свободные линии не требовали корсета, тело под одеждой лишь слегка угадывалось. Приехавшие Адриенна и младшая сестра Коко, Антуанетта, оказались как нельзя кстати в качестве манекенщиц (вот где и когда появилась новая профессия!). Шанель открыла свой первый бутик.
Когда война опустошила побережье, Коко уцепилась за него, как за спасательный круг, и не просчиталась! Скоро Довиль стал "тыловым" городом аристократии, "всё потерявшие" дамы обращались в единственный открытый магазин, где им предлагалась "военная форма" - длинная юбка, матроска, блуза, туфли на низком каблуке, шляпа из соломки без украшений (в этом можно шагать быстро, без помех, что и требовали обстоятельства). Чуть погодя воздух наполнил запах гангрены, и Шанель принялась одевать сестер милосердия. Результат превзошел все ожидания, но если клиентки думали, что этим чудом обязаны влиянию парижской моды, то они глубоко ошибались - скорее его можно объяснить детством в Обазине. Габриэль изобрела также купальные костюмы для отважившихся плавать дам - шаровары до колен. Война дала женщинам относительную свободу: теперь они могли ходить пешком и в одиночку, могли одеться без посторонней помощи и раздевались в один миг. В случае воздушной тревоги дама могла показаться в холле отеля не в ночной рубашке - Шанель одела ее в пижаму, первый и весьма спешный набросок брюк, которые появятся через четыре года...
Несостоявшаяся партия
Перед отъездом в Англию Кейпел ссудил возлюбленную деньгами, и она открыла не просто бутик, а дом моды -- настоящий, с коллекциями платьев по 3 тысячи франков. Штат ателье из 60 мастериц к 1916 году вырос до 300. Впервые революция в женской моде была не в том, чтобы подчиниться фантазии, а в том, чтобы отменить ее. Уничтожая собственное прошлое, Шанель полностью изменила облик улиц: ушли в небытие тысячи складок на корсаже, каскады вуалей на шляпке, шлейфы, рюши, воланы, буфы... Обескураженные, однако восхищенные американцы приветствовали обновы короткой подписью "Chanel's charming chemise dress" ("Очаровательное платье Шанель"). Подобное признание было очень приятно, но ведь нейтральная Америка так далека, а французская пресса проявила к ней уважение лишь спустя четыре года. До 1920-го -- ни одного печатного слова о Шанель, ни одной воспроизведенной в журналах модели! Но у нее, уже точно, не было конкурентов, ее принимали в обществе, она выплатила долг Бою. Признать независимость Коко? К такому сюрпризу он не был готов. Поиски жены в аристократической среде были на время оставлены, любовь и страсть вспыхнули снова. Габриэль, с одной стороны, убеждала себя, что отныне Бой будет занимать в ее жизни меньше места, с другой - как никогда мечтала удержать его. Он все-таки женился - на дочери лорда, а покинутая любовница стала глушить горе альфонсами, как другие глушат алкоголем, игрой, наркотиками, опасностями... Разуверившись в возможности любить тех, кого принято называть элитой, она стала судить их без малейшей снисходительности, презирать людей, стремившихся обладать тем, чем они восхищались, - коллекционеров. Она сама любила художников вне их произведений, изумлялась, как ребенок, при виде взмаха творящей руки. Вечная сиротка перед лицом чуда!
Молодая жена ждала Боя в Канне, где они собирались провести Рождество. Он уезжал туда с надеждой, что, покинув Париж, покончит с этим безумием - любовью к Габриэль. Другие "шанелеведы" придают его путешествию иной смысл: он искал уединенный дом, где мог бы спокойно обосноваться с Коко. Выбери любую версию, читатель, потому что Артур Кейпел погиб в автокатастрофе 24 декабря 1919 года. Габриэль не успела на похороны, но несколько часов прорыдала над полусгоревшим автомобилем. Вернувшись домой, она приказала затянуть стены, потолок и пол черным, постелить черные простыни... Но, тщетно попытавшись заснуть, позвонила метрдотелю: "Скорее вытащите меня из этой могилы". Наутро обойщик получил приказ отделать комнату в розовых тонах: Коко вспомнила глуповатую поговорку "Розовой комнатке - веселое сердце".
Периоды славянский и еще раз английский
Когда Игорь Стравинский принял французское гражданство и подарил "Русским балетам" "Петрушку" и "Жар-птицу", именно Габриэль выписала Сергею Дягилеву чек на сумму, которая превзошла все его ожидания. Она лишь поставила единственное условие: никогда не говорить об этом. (О жесте Габриэль через полвека рассказал секретарь Дягилева.) Здесь же она познакомилась с великим князем Дмитрием Павловичем, которого в свое время вместе с Феликсом Юсуповым выслали из России за убийство Распутина. (Все думали, что изгнанники обречены на гибель, меж тем гнев Александры Федоровны и указ Николая Второго спас их - иначе в 1918-м их расстреляли бы вместе с членами царской семьи.)
Габриэль и Дмитрий... Это была странная пара: дочь ярмарочного торговца-крестьянина и кузен русского императора, на 11 лет моложе своей французской подруги. Но в этой любви она вновь обрела уверенность. И доказательство тому - "Шанель № 5". Ее изобретение, ее духи поставили позорное клеймо "Марка, вышедшая из моды" на все находки конкурентов. Вырученные за "Шанель № 5" миллионы позволили обогатить швейную коллекцию рубашками - из тех, что, подпоясавшись, носили мужики. Россия степей возникла в салонах Габриэль широкими пальто на меху, юбками до пола и сумрачными переливами расшитых платьев. Ателье вышивки возглавила внучка Александра Второго, сестра Дмитрия - Мария Павловна. В магазинах Шанель появились изысканные продавщицы и манекенщицы - русские княгини, графини, цвет петербургских салонов. Хозяйка словно помогала Дмитрию вновь обрести страну, которую он потерял навсегда. А он... женился на богатой американке, которая имела все, кроме знатного происхождения.
И тогда она полюбила наконец ровню - типографского корректора, происходившего из крестьян и писавшего стихи. Эта любовь закончилась тем, что он выбрал изгнание, одиночество единственным источником вдохновения. Габриэль нашла в себе мужество смириться и с этим поражением, но до последних лет жизни сравнивала нищего и неизвестного Пьера Реверди с теми поэтами его поколения, чья слава и богатство казались ей страшным обманом. (В 1970-м она взялась за президента: "Изданная им "Антология поэзии" не имеет смысла - в ней нет Реверди. О чем он думал, этот Помпиду?!") А тогда, в 1925-м, повторилась обычная история: Габриэль накинулась на работу. Этот год стал годом женщин в черном. Американское издание "Вог" предсказало появление платья, которое, благодаря своей простоте, подойдет буквально всем. Это казалось безумием: чтобы все женщины согласились одеться одинаково?! "Вог" парировал: "Станете ли вы колебаться при покупке автомобиля из-за того, что он похож на другие?" И подвел черту: "Вот Форд, созданный Шанель".
Меж тем в Париж пошли любовные письма от герцога Вестминстерского. Его посланцы привозили Габриэль корзины с орхидеями, клубнику и мандарины из теплиц Итон-холла. Однажды на дне ящика с овощами герцог спрятал огромный необработанный изумруд. У метрдотеля перехватило дух: потомок английских королей складывал к ногам его хозяйки поистине бесценные дары. Она в ответ только пожимала плечами: "Сердце не лежит". Слишком много горечи накопилось в душе... Шанель долгое время старалась подарить высокому поклоннику столько же подарков, сколько получала. А он не терял надежды, катал ее на яхте и в своем спецпоезде, на уик-эндах среди нескольких десятков приглашенных бывал Уинстон Черчилль с женой. Когда наконец Шанель почувствовала себя в Итон-холле как дома, в ней затеплилась надежда, которую она всегда носила в сердце, - надежда выйти замуж. Хроникеры следили за каждым появлением пары, с 1926 по 1931-й мода Шанель была английской. Увы, для герцога Вестминстерского вопрос стоял не столько о свадьбе, сколько о наследнике. 46-летняя Габриэль пошла к врачам, занялась рекомендованной гимнастикой, но приговор был беспощаден: бесплодна. В конце концов герцог женился на дочери барона, а покинутая Коко отозвалась о сердечных делах на языке портных: "Починить, заштопать, обновить..."
Вся жизнь - фабрика грез
Габриель решила вернуть Реверди. Она написала добровольному затворнику и попросила его отредактировать некоторые ее афоризмы, предназначенные для журналов. Предупрежденный о литературных амбициях Шанель редактор женского журнала поспешил познакомиться с этими заметками.
- Хотелось бы увидеть высказывания, больше относящиеся к моде.
- Вы меня за... с вашей модой, - отчеканила Габриэль.
Попытка начать все сначала с Пьером Реверди потерпела крах. Она поехала развеяться в Монте-Карло, и великий князь Дмитрий познакомил ее с царем Голливуда. Польский эмигрант Сэмюэль Голдфиш, ставший Голдвином ("Метро-Голдвин-Майерс") сразу понял: ему нужна Шанель, чтобы привлечь в кинотеатры состоятельных зрительниц. Они пойдут на его фильмы, чтобы увидеть последний крик моды! После некоторых колебаний Великая Мадемуазель сдалась. У Дягилева она узнала, что такое балетный костюм, у Кокто - что такое костюм театральный.
Теперь предстояло узнать, каковы требования к костюмам для кино. Габриэль и здесь привносила в свой труд маниакальную аккуратность и придирчивость, определяла, не тянут ли, не жмут ли рукава, отмечала длину юбки и не выпускала из рук ножниц. Но звезды запротестовали против платьев одного автора, будь им даже сама Шанель. Она вернулась во Францию, обогатившись разве что понятием фотогеничность (отныне она учитывала его в своих моделях).
Умереть и воскреснуть
В 1932 году в Париже открылась выставка, какой еще не бывало в частном доме. Под защитой охранников с револьверами на восковых бюстах красовались драгоценности, которые не продавались. Все они были созданы Шанель. Особенно потрясала фероньерка, напоминавшая нечто вроде челки фараона (спустя 10 лет ее назовут "челкой Шанель"). Знающие люди поняли: в жизни Габриэль кто-то появился. Ей впервые нравилось ощущение собственной слабости, она была влюблена. У нее в предместье обосновался художник, карикатурист, публицист Ириб. Была назначена свадьба... Трагедия произошла летом 1935-го: Ириб упал на теннисном корте и умер в клинике, не приходя в сознание. Габриэль не жаловалась, опять ушла с головой в работу, ее приглашали на праздники, на всевозможные торжественные открытия. Она окружила себя свитой фотографов и журналистов - но улыбалась так, словно обеими руками прижимала к лицу маску. Она была та, что прежде, в сознании навсегда поселилась мысль о том, что счастье - несбыточная мечта.
Когда с началом Второй мировой войны началась всеобщая мобилизация, Шанель уволила всех работниц (4000!), закрыла Дом моды, спряталась в отеле испанской деревушки и притворилась мертвой. И ожила, когда в ее 56 лет началась идиллия с немецким шпионом фон Шпатцем. Любовь ли тому виной или что другое: Габриэль решила встретиться с Черчиллем и убедить его в необходимости сепаратного мира с Германией. Чтобы после продолжить войну против Советского Союза. Преуспеть вопреки? У Коко это давно вошло в привычку. Но разработанная обергруппенфюрером Вальтером Шелленбергом операция Modellhut так и осталась неосуществленной. Война окончилась. Всегда незаконная, пройдя последнюю траекторию, Шанель находилась за бортом жизни больше, чем когда-либо. Ее обвинили в коллаборационизме, арестовали. Но из комитета по чистке она вернулась в тот же день. В 1945 году Шанель уехала в Швейцарию и вернулась домой только в 53-м, когда умер Шелленберг и тьма окутала самый компрометирующий эпизод ее жизни.
В Париже уже сияла новая звезда - Кристиан Диор. Но в 1954-м мир признал: "Шанель влияет на все. Она творит не только моду, а целую революцию". В течение семнадцати лет она будет царить в одиночестве, ее пощадит время, и она останется красавицей. Ей было 80, когда кровавый след от раны убитого в Далласе президента остался на юбке, сшитой в ее ателье. 81, 82, 83, 84 исполнялось ее рукам и глазам - она держалась! Одевая улицу, звезд и королев.
10 января 1971 года она вытянулась на кровати, сказав: "Вот так и умирают". Верная служанка закрыла ей глаза.