Евгений Гомберг от солдата до фельдмарша

 

Наша справка

Евгений Гомберг (52 года) — латвийский бизнесмен, домовладелец, директор-распорядитель фирмы Teikas Nami. Легко и красиво прошел все этапы становления латвийского капитализма — от небольшой фирмы до создания многоотраслевой компании. В книге Лато Лапсы «Тайны латвийских миллионеров и новый список 500 миллионеров Латвии» фигурирует в разделе «Недвижимость и строительство».

Образование высшее, закончил факультет автоматики и вычислительной техники РКИИГА, специальность — инженер-электрик. Женат. Имеет взрослую дочь Светлану. Любимое домашнее животное — пес чау-чау по имени Конфуций. Меценат, меломан, любит путешествовать всей семьей.

— Откуда в Вашем кабинете оловянные солдатики?

— Cами пришли. Очень давно, когда коммерция только начиналась, мои институтские друзья затеяли необычное производство — оловянных солдатиков. По дружбе дал им две тысячи долларов на маркетинг — почту, телеграф, телефон — просто так без условий: сможете, мол, вернете. «Просто так» брать отказались, заявили, что уплатят проценты продукцией. Теперь у меня в шкафу две армии — русская и французская. Солдатики прекрасные, дисциплинированные, держат строй, одеты по полной форме (ручной раскраски) с множеством точных деталей.

Деньги, между прочим, как теперь говорят «тело займа», тоже вернули.

— Какова сейчас численность оловянного воинства? Пополняются ли его ряды?

— Говорю же — две армии. Пополняются изредка, по праздникам. Потом к русским и французам присоединились англичане — ливерпульская четверка «Битлз». Солдатики их приняли как родных. Все-таки, сам Сержант Пеппер и целый военно-полевой оркестр Клуба Одиноких Сердец. Чтоб не забывали: сквозь грохот и дым: All You Need Is Love.

— Дочка играла в солдатики?

— Нет, она всегда играла только в то, что сама хотела. Как объявила в 3-летнем возрасте, что будет акушером-гинекологом, так и закончила Медицинскую академию. Сейчас работает врачом в Гайльэзерсе, правда не гинекологом, а терапевтом. Когда-то я подарил ей аквариум, чтоб играла — так потом сам же ездил на велосипеде за мотылем на Чекурильник, а жену и тещу тошнило от червей в холодильнике. Сам же мыл аквариум, чистил в ванной, пока наконец не разбил. А рыбки уплыли на волю, в канализацию.

— Как произошел качественный скачок в другую «весовую категорию» — от оловянных солдатиков к бронзовым памятникам?

— Логически и естественно. Наверное, это сидело внутри. И вылупилось, когда появились свободные деньги и, соответственно, свободное время. Про рижские памятники я много знал со студенческих времен, когда подрабатывал экскурсоводом в «Спутнике». Тут как раз моему бизнесу исполнилось десять лет и захотелось сделать подарок родному городу. Во-первых, Джо Кокерагла пригласили. Во-вторых, была задумка прокатить сквозь город восстановленную конную скульптуру Петра I как игрушечную лошадку — на колесиках, увитую лентами и цветами, сюрпризом — и поставить перед сценой в Межапарке.

— Какой памятник у Вас самый любимый?

— Думаете, скажу император Петр? Нет, фельдмаршал Барклай-де-Толли! Петра собирали как детали конструктора. Ну, долепили утраченные органы. Правую кисть скульптор лепил с моей — горжусь. Но в основном приходилось решать организационные задачи. Потом участвовать в «войне», которую затеяли городские власти, — скандал совершенно не запланированный и до тошноты надоевший.

А скульптурой Барклая я горжусь, потому что удалось красиво решить творческую задачу. Уже начав, я вдруг понял, что вылепить по фотографии и отлить в бронзе почти пятиметровую скульптуру — задача нетривиальная, можно получить в центре Риги просто чучело. Возил в Питер наших скульпторов, в том числе легендарного Ояра Скарайниса, автора мемориала в Саласпилсе, лауреата Ленинской премии, ему сейчас за восемьдесят. Видели бы вы, как его в России уважают!

В первой версии у скульптора Леши Мурзина Барклай получился матерым битым воякой, эдаким Марком-крысобоем. А идея скульптуры совсем в другом. Заставил Лешу три раза все переделывать, причем лицо и руки лепил другой скульптор, Иван Корнеев. Мы намеренно омолодили героя: в конце концов не всегда же он был старым. И потом его звездный час не Бородино, а битва при Прейсиш-Эйлау в 1807 году, тогда ему было 45 лет. В итоге получился задумчивый и красивый романтичный герой пушкинского времени и характера. И это не случайно: ведь из всех героев войны 1812 года Пушкин выделял именно Барклая.

— Не ревнует ли жена к «каменным гостям»?

— Если бы моя семья — жена, дочь, мать, — не поддерживали меня, может быть я бы этим и не занимался (жена Татьяна — инженер-экономист, замужем за Гомбергом со времен институтской юности, дочь Светлана — врач-терапевт, мать Елена Израйлевна — доцент ЛГУ, сейчас на пенсии. — Прим. редакции).

— Где теперь «прописаны» памятники?

— Памятник Барклаю живет без прописки. Стоит напротив Кабинета министров на хлипкой юридической основе. Два года пытаюсь его Риге подарить — пока не взяли.

Петр I практически член нашего трудового коллектива — он стоит «на ответственном хранении» на автостоянке фирмы Teikas Nami и нервирует городские власти самим фактом своего существования. Пару раз я им напомнил, что неустановленный Петр — это как непохороненный Ленин. Но не настойчиво: пусть себе стоит и радует глаз.

Клон рижского Петра прописан в резиденции президента России, Константиновском дворце.

Памятник генерал-губернатору Лифляндского края Паулуччи стоит в Верманском парке тоже без офциальной прописки.

Восстановленный по фото Лачплесис, который когда-то стоял в нише над входом в Сейм, — тоже стоит во дворе, прислоненный к стенке. Сейм все еще не решается его принять. Но и отказать — не могут придумать повода.

— А какой памятник самый дорогой, если это не коммерческая тайна?

— Трудно сказать. Барклая, например, оценила комиссия скульпторов и специалистов (это необходимо для процедуры дарения) в 96 тысяч латов. Но точно помню, что благоустройство территории вокруг — плиточки, скамейки и т. д. — стоило мне около 15 тысяч латов. «Еще вот здесь брусчаточки настели, и здесь, и здесь, постамент перебери, скамейки подремонтируй — они тоже часть мемориала, а здесь вот кустики...»

Комиссии — дело тонкое. Вот другая комиссия, государственная, оценила скульптуру Петра (после восстановления) в 30 тысяч латов — по цене металлолома. Я изумился, потому что, например, только отливка копии Петра по моим слепкам с оригинала стоила Санкт-Петербургу около 200 тысяч долларов. Но мне по секрету рассказали, что во время заседания один дедушка, член комиссии, усомнился, что перед ним подлинная скульптура. «Это, — говорит, — копия. А оригинал Гомберг украл и продал в Петербург». Интересно, что комиссия с этим согласилась, откуда и цена.

— Ходили слухи, что вы хотели купить рижский музей вождя мирового пролетариата В. И. Ленина на ул. Цесу, 17.

— Это правда, домик продавался. Правда, сначала его нужно было выменять на музей Райниса на Базницас. Но я не стал за него сильно торговаться. Теперь жалею.

— Какие еще «каменные гости» посетят Ригу с вашей легкой руки?

— Они все уже объявлены. Практически закончен «Золотой рыцарь» — стоит пока в офисе. Симпатичная фигурка крестоносца из бронзы, покрытая чистым сусальным золотом. Готов и постамент с колонной. Поставлю это все с фонтанчиком во дворе дома на ул. Вальню, 3.

Три года назад Совет по памятникам Думы одобрил идею создания памятника мэру Риги Джорджу Армитстеду в соответствии с решением Думы от 1913 года. Когда скульптор Андрис Варпа почти закончил бюст, Ояр Спаритис предложил более интересный вариант: сделать в полный рост две бронзовых фигуры — мэра, прогуливающегося по городу с супругой. Может быть, даже с собачкой. И поставить их в аллее у Оперного театра или даже на Калькю, около гостиницы De Rome, без постамента. Чтобы можно было к ним подойти сфотографироваться. Рисунок уже есть. Если Дума утвердит, будет выглядеть здорово.

— А у вас не было желания сделать скульптуру жены, дочери или даже самого себя?

— Ну, это лет через двести. Но вообще-то технология накатана, жаль ее терять. Скульптуры в современной городской среде маловато, а уж в строительстве нет совсем. Вот подумываем сделать кариатиду на месте погибшей сосны у нашего дома в Юрмале. Сосна была как бы вписана в балкон, но засохла. Нашел в антиквариате чудесную югендстильную скульптурку — как образец. А дочка разрешила использовать для скульптуры свое лицо. Обсуждаем проект со скульптором Эдвином Круминьшем.

 

Нина Дождева
«Люблю»