Американцы и

Вопрос: Что в наибольшей степени удивляет американцев в русских и русских в американцах?

Гончарова-Алгайер: Я начну несколько издалека. Описанием жизни других народов и их сравнением занимались все путешественники — такие тексты называются «травелогами». Это, например, впечатления Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка» и «Город желтого дьявола» Владимира Маяковского, заметки русского иммигранта в Америке или американского путешественника в России. Мы воспринимаем чужую культуру — я имею в виду культуру в широком смысле — как образ жизни народа во всем его многообразии, пропуская все впечатления через «сито» своего менталитета. Но эта оценка будет очень односторонней и субъективной, если не понимать того, как сами представители этой культуры оценивают то или иное явление, какими мотивами сами руководствуются.

Сталкиваясь с чужой культурой человек склонен, прежде всего, оценивать ее с позиций — «правильно — неправильно», «хорошо — плохо». Если вы посмотрите, как описывается, например, жизнь в Америке, то очень часто вместо анализа можно получить просто целый набор таких оценок с примерами, подтверждающими рассуждения авторов. Поэтому с этой точки зрения впечатления путешествующих интересны не как создание реальной картины жизни в чужой стране и мировоззрения чужой культуры, а как проекция их собственного видения мира на эту чужую жизнь.

Об этом интересно писал Юрий Лотман, обращая внимание на то, что иностранец обычно дает оценку чужому поведению в знаках своей культуры и не стоит полностью полагаться, например, для исторических исследований на выводы и мнения иностранцев, чтобы воссоздать реально существовавшие отношения или ментальность. Скорее, они будут говорить об особенностях видения мира самого иностранца. Поэтому в «травелогах» ученому интересны не выводы и оценки, а описания событий. У Лотмана есть пример о японском путешественнике, побывавшем в России во времена, если не ошибаюсь, Екатерины Великой. Говоря о том, что с наступлением зимы русская царица обычно переезжает в другой дворец, он делает свой, вполне понятный японским читателям вывод, зачем она это делает: чтобы, как можно раньше полюбоваться красотой первого выпавшего снега.

Вот так и современный путешественник, столкнувшийся с тем, что американец может отдать другу деньги за потраченный бензин и дорожную пошлину при совместной дальней дороге на машине этого друга делает вывод о том, что в их культуре отсутствует такое понятие, как дружба. А американец, побывавший в России, удивляется грубости людей, когда встретившись глазами с незнакомым человеком на улице на его улыбку он не получает ответной.

Совсем недавно я прочитала заметки молодого человека, побывавшего в США. Вот он пишет, что в США все «стукачи». В кого ни ткни — угадаешь. К вам приехала служба охраны животных и интересуется, не бьете ли вы свою собаку? — Понятно, «стукнули» соседи. Начальник лишил премии за то, что вы выбежали в аптеку на пятнадцать минут в рабочее время? — «Стуканул» сосед по кабинету. Тут сразу видно, что противопоставление «стукачи-нестукачи» намного перекрывает такие ценности, как «справедливость-несправедливость». Почему, например, сотруднику, постоянно бегающему по своим делам в рабочее время, надо платить столько же, сколько и усердно работающему. То есть, то, что для представителя одной культуры будет «стукачеством», для представителя другой — будет «справедливостью». Что хуже, что лучше? — Хуже не понимать этого.

Так что же больше всего удивляет американцев в русских, а русских в американцах? Отвечу так — удивляет, когда привычные стереотипы в отношении русских или американцев оказываются не соответствующими реальности. А какие это стереотипы — долго думать не надо. Их все знают: русские не любят смеяться и улыбаться, а американцы фальшивы, неискренни и т.п.

Вопрос: Как представители разных культур относятся к подобного рода расхождениям?

Гончарова-Алгайер: Как правило, с большой долей морализаторства. Но надо отдать должное США. Америка, как страна иммигрантов и с долгой историей изучения кросскультурного бытового общения, выработала большую толерантность в этом вопросе у той части населения, которая называется интеллигенцией. Иностранец, как правило, не знает кода чужой бытовой культуры, знаков и символов, которые совершенно естественно и бессознательно включаются и воспринимаются «своими» и поэтому может вызвать реакцию: «глупый иностранец, не знает, как правильно». Это касается жестов, манеры одеваться, манеры вести разговор. Реакцией на чужой код может быть и оторопь, и насмешка, и обида.

Как часто можно услышать об «американской неискренней, резиновой улыбке» и об искусственных отношениях между людьми, я не берусь подсчитать. Без этого уже и не бывает «описаний путешествий». И как часто американцы, не получив ответной улыбки на российских улицах, считают русских недружелюбными и невежливыми. И как все-таки неверна дорога дилетанта, делающего выводы из неверной интерпретации знаков. Например, как известно, в русской культуре не принято улыбаться незнакомцу на улице, встретившись с ним глазами, а отведение взгляда, принятое у нас, американцами может оцениваться как грубость. У американцев же улыбка незнакомцу всего лишь обычная вежливость, как и слово «пожалуйста», не предполагающее особой личной симпатии к незнакомцу.

Да и вообще значение улыбки при всей человеческой универсальности имеет свою специфику в каждой культуре. Мы, например, проводим такую корреляцию улыбки — неулыбки, как «несерьезность-серьезность», а у американцев этого почти нет. Когда для нас неулыбающееся лицо будет оцениваться, как серьезное, для них может быть недружелюбное. Поэтому американский оратор будет улыбаться, говоря о серьезных вещах, чтобы показать свое хорошее отношение к слушателям, а русский не будет, так как улыбка в его случае «снимает серьезность».

В некоторых восточных культурах улыбка может прятать за собой фрустрацию или разочарование. Я долго работала в Камбодже — преподавала русский язык в университете в Пномпене. Там меня поразила реакция учеников на мой рассказ о Великой Отечественной войне. Я рассказываю, сколько людей погибло и вдруг вижу улыбки и хихиканье. В абсолютном недоумении — наверно не поняли всей трагедии — пытаюсь более красочно описывать весь ужас войны. Хихиканье усиливается. И вдруг меня озаряет! Это совсем другие улыбки и смешки, чем обычные. В перерыве я сразу расспросила студентов об этой реакции, они вначале не поняли, что меня удивило, а потом объяснили, что они хотели выразить сочувствие. Так в их культуре то, что я восприняла как смешки, было что-то вроде виноватых улыбок для подбадривания и выражения сочувствия. Сколько раз я потом сталкивалась с расхождением невербального кода общения в своей работе с иностранными студентами, а были они из всех уголков земного шара!

Вопрос: Насколько это недопонимание и расхождение в традициях оказывает влияние на межгосударственные связи?

Гончарова-Алгайер: Есть интересный пример в книге «Ты просто не понимаешь!» американского психолингвиста Деборы Таннен. Она пишет о том, что антипатия между Нэнси Рейган и Раисой Горбачевой, возникла в результате двух разных типов ведения разговора, точнее светской беседы. Нэнси отмечала, что в тот момент, когда они встретились, Раиса говорила и говорила, не давая ей вставить слово, а Раиса, наверно, недоумевала, почему ее американская собеседница совершенно не участвует в беседе. Действительно, американская манера ведения разговора отличается от русской не только темами, но и более короткими репликами. В то же время прерывание собеседника, как бы подхватывание на лету его мысли и продолжение ее, тоже не совсем привычно для американской беседы, которую одна из исследовательниц межкультурного общения Рэймонд Кэролл сравнивала с импровизированным джазовым выступлением музыкантов: каждый принес свой инструмент, играет свое соло как может и точно чувствует момент, когда надо закончить, и никто ему не мешает. В русской беседе мы более эмоциональны, мы ждем ответной реакции собеседника: «извини, что перебиваю» — вежливое вступление, и никто не обижается на это. Но в беседе с вежливым слушанием американцев мы иногда впадаем в крайность монолога-лекции.

В американской светской беседе не принято разговаривать о политике, религии, если такие темы могут вызвать бурные обсуждения и сильные эмоции, по вполне понятной причине — чтобы не задеть чувства присутствующих. А в дружеском кругу, так же, как и у нас, они могут обсуждать любые темы в меру своей компетентности и интереса. У американцев есть такое понятие, как casual friend — тот с кем вы общаетесь, дружите по работе, по месту жительства, но кого вы, скорее всего, забудете, переехав или поменяв работу. В отличие от, так сказать, «сердечного друга», с которым устанавливаются более близкие личностные связи. Тут тоже иногда может происходить межкультурное непонимание: вроде бы дружили, на ланч вместе ходили, а он меня не предупредил о грозящем увольнении. Кстати, часто в последнее время увольнение производят без предупреждения, чтобы уволенный сотрудник не нанес ущерба фирме, попортив компьютерные программы или собрав компромат. Поэтому и «друг на ланч» вполне мог и не знать об увольнении.

Мне очень понравилась мысль одного знакомого, который сказал, что в отличие от разных идеологий и их борьбы, как мы привыкли раньше, разница в культуре, как образе жизни и поведении, намного глубже и сильнее может повлиять на отношения. Добавлю, если мы этого не понимаем. В этом и лежат основные преграды в общении — в непонимании намерений и поступков, как в повседневной культуре при общении представителей разных народов, так и в манипуляции политиков этим непониманием, используемым для достижения каких-то своих целей. Вопрос: На что человеку из России стоит обратить прежде всего внимание при общении с американцами, а американцу в России? Гончарова-Алгайер: В любом случае, самое лучшее — это интерес к различиям в поведении, в невербальных знаках, к стилям общения. Но когда человек видит разницу, он начинает ее оценивать в категориях «хорошо», «плохо», «неискренне», «грубо» и т.д. И вот тут надо просто вспомнить, что у каждого народа свой код коммуникативного поведения. Не всегда совпадает и этикет. Коммуникативное поведение может быть повседневным, на естественном, бессознательном уровне, и этикетным, ритуальным, сознательно воспитываемым. Скажем, американская продавщица обязательно даст вам сдачу в руки, а русская положит на прилавок или специальную тарелочку. Улыбка и разговор о семье — это знак в американской культуре всего лишь вежливости, а в русской — особого к вам расположения. Или, например, оценка того или иного поступка может быть разной по интенсивности эмоций: для американца «пролезть без очереди» будет намного более неприемлемым поведением, чем для русского.

Незнакомец, который оказался по каким-то причинам рядом, вызовет у американца естественную реакцию вступить с ним в разговор. Это совсем не означает, что с ним хотят подружиться. Эта практика всего лишь служит для снятия напряжения при нарушении психологического пространства. Известно, что это психологическое личное пространство, при нарушении которого человек испытывает дискомфорт, у каждого народа разное. Это интересно наблюдать в очереди, насколько близко люди подходят друг к другу. В американской очереди обычно расстояние между людьми чуть больше, чем в русской. Привыкнув к этому, я несколько раз попадала в России в ситуацию, когда вставала подальше от предыдущего человека и впереди меня обязательно кто-нибудь «внедрялся», думая, что я не в очереди.

Вообще, такие мелочи необычайно интересно замечать и каждый раз, когда «ловишь» эту разницу и понимаешь ее смысл, получаешь огромное удовольствие. Сокращение же личного пространства там, где это не вынужденное явление, говорит об особой интимности отношений. Например, американские пары будут на публике держаться за руки, дотрагиваться друг до друга, то есть демонстрировать такими знаками «принадлежность» друг к другу, что, кстати, не во всех культурах принято. Интересно, что похлопывание по спине независимо от возраста или положения, в американском коммуникативном поведении расценивается просто как дружеское расположение, а у нас, скорее, будет выражать снисходительное отношение старшего к младшему.

Различия в этикете можно проиллюстрировать совершенно замечательным примером. Существует два способа пользования столовыми приборами — американский, когда отрезав один — два кусочка, нож откладывают, а вилку берут в правую руку, и французский, когда нож всегда в правой руке, а вилка — в левой. Кстати, нарезать весь кусок, а потом есть — это уже несколько «неэтикетно» в обоих способах. Очень часто ни американцы, ни европейцы не подозревают о существовании альтернативного метода и воспринимают чужой этикет как проявление плохих манер. Еще один пример: в русской традиции подарок могут не развернуть, а отложить в сторону, показывая тем самым, что рады не подарку, а гостю. Проделав такое с американцем, его можно сильно обидеть, так как любой подарок обычно разворачивается на глазах дарившего, выражая свое восхищение, пусть это даже будет незатейливая шоколадка. А нас, в свою очередь, может обидеть привычка американцев при разговоре с кем-то не обратить внимания на других. Вот вы идете по коридору, а навстречу шествует хороший знакомый, разговаривает, явно видит вас и ваш кивок, но не останавливается, да и вообще как будто не замечает. А в США отвлекаться от разговора с собеседником более невежливо, чем прерваться и поприветствовать знакомого.

Вопрос: Есть ли аналогичные примеры проблем в общении американцев и представителей других культур? Гончарова-Алгайер: Конечно, и об этом много написано в кросс-культурных исследованиях. Один из важных аспектов общения — это невербальные средства, которые в отличие от языка кажутся нам универсальными, но тем не менее при своей общечеловеческой универсальности, детерминированы своей культурой. Например, в американской культуре проигравший в чем-то не будет показывать своего большого разочарования, а в других культурах неудачник будет еще и утрировать степень своего поражения, чтобы вызвать сочувствие. Невербальные средства общения — это не только выражения лица или жесты, но и тон голоса, пространственное расположение, например, распределение мест между сидящими, личная дистанция психологического комфорта, отношение ко времени. Так, несоблюдение назначенного времени намного хуже переносится американцами, чем представителями восточных культур, где это может даже считаться хорошим тоном. Повышение голоса сразу же насторожит американца, и он решит, что возникает конфликтная ситуация, а у итальянца или латиноамериканца разговор на повышенных тонах может быть знаком эмоционального разговора с друзьями или выражением радости.

Разный подход к процессу выполняемой работы тоже может вызвать трудности в межкультурном общении. Дело в том, что в разных культурах по-разному оцениваются такие моменты, как важность установления дружеских взаимоотношений для работы. Например, в азиатской или латиноамериканской культуре есть тенденция придавать большую ценность установлению дружеских взаимоотношений при начинании какой-то деятельности, в американской более принято немедленно приступать к работе и лишь потом устанавливать взаимоотношения. Различны стили и в принятии решений. В США решения чаще всего делегируются начальником — подчиненному, и ему даются широкие возможности для самостоятельного решения вопросов. Во многих южно-европейских или латиноамериканских культурах большая ценность придается принятию решения именно руководителем.

Вопрос: Похожи ли русские на американцев?

Гончарова-Алгайер: Я думаю, что с каждой нацией можно найти похожести и непохожести. После Октябрьской революции простым американцам очень импонировала наша идея о равенстве, так как именно такой идеей проникнуты США. Я тут обхожу вопрос, можно ли быть равным вообще, и что это такое. Однако идея равенства, как таковая, прочно закреплена в менталитете американцев, и любой, кто борется за равноправие (или говорит, что борется), будет вызывать у них уважение.

В принципе, можно взять любую черту характера народа и найти какое-то сходство или различие. Отношение к деньгам, например, — очень уважительное у американцев, фраза «это — не деньги» будет им непонятна. А выражение «деньги — это всего лишь деньги» встретит понимание как у русского, так и у американца. Так же и труд: любое дело, где надо применить знания и умения будет вызывать уважение, а не пренебрежение. С этим, по-моему, в России несколько хуже. Нам кажется, что мы может любить сильнее со всей страстью и неразумностью, а американец подумает, что у вас нет своей жизни, потому что вы так цепляетесь за чужую. А если надо помочь в беде, то и русский и американец откликнутся не задумываясь. Как впрочем и представители других народов.

Как было бы хорошо, если бы можно было смешать практичность американца и философскую глубину русского характера; легкое, ненапряженное отношение к жизни и задумчивость о ее смысле. Вопрос: Существует теория «этнической комплиментарности», ее суть заключается в том, что народы склонны дружить и конфликтовать, основываясь на неких иррациональных предпочтениях. С кем подобная комплиментарность существует у русских, а с кем у американцев? Гончарова-Алгайер: Если мы говорим, что у каждого народа есть характер, биоэнергия и т. п., то, как и у человека, ему одни люди должны нравиться, а другие нет. Комплиментарность — чувство взаимной симпатии, уважения, возможность совместного сотрудничества. Так же как и у людей, симпатия у народов может возникнуть в связи с общением, разделением общих взглядов, общих целей. Только в этом я вижу комплиментарность. Говорить, что изначально нам дано, так сказать биологически, с кем дружить, а с кем — нет, на мой взгляд, это то же самое, что и заниматься астрологией на уровне этноса.

История то отталкивает, то притягивает народы друг к другу. Религия объединяет духовно на протяжении многих веков — это тоже нельзя не учитывать. Кто мне, например, может сказать, что вот с прибалтийским народами у нас нет комплиментарности (когда я лично всегда была в очень хороших отношениях с прибалтами) и не будет?

Если идти по такой скользкой дороге, то людям будут даваться указания, к какому народу хорошо относиться, а к какому — нет. И это уже можно прочитать, что с немцами и японцами у нас комплиментарность есть, а с кем-то — нет. Интересно было бы посмотреть на человека, который бы заявил это в начале Первой или Второй Мировой войны. История полна дружб и ссор, конфликтов и примирений. Человечество — это большая семья, как это ни банально звучит. У нас всех одна комплиментарность — человеческая. Из этого и надо исходить.

Оценить статью
(0)