«За годы реформ отношение населения к чиновников явно ухудшилось» — такой вывод содержится в социологическом исследовании «Бюрократия и власть в новой России: позиция населения и оценки экспертов», проведенном Институтом социологии РАН совместно с представительством фонда им.Фридриха Эберта в РФ.

Исследование включает два социологических опроса. Первый носил массовый характер. Были опрошены 1500 россиян по всей России, представляющих 11 социальных групп, от рабочих до управляющих. Второй опрос проводился только среди госслужащих и чиновников нижнего и среднего звена (т.н. «эксперты»).

Основные выводы были представлены директором Института Социологии РАН Михаилом Горшковым.

Первая мысль и так всем известна — у российских чиновников очень плохой имидж среди населения, при этом оценка все ухудшается и ухудшается. Опрошенные обвиняют чиновников в следующих грехах — самоуправство, слияние с бизнесом, коррумпированность, безразличие к государственным интересам, стремление к индивидуальному нажиму. Все эти характеристики нынешней российской бюрократии хорошо известны любому жителю России, но мало известно то, как чиновники сами себя видят. Оказывается, по данным опроса, они считают себя «профессионалами» и «знающими свое дело». Вот такие совершенно противоположные мнения, которые еще больше подчеркивают полный разрыв между населением и чиновническим миром. Удивляет замечание Горшкова при этом, который отметил, что граждане вряд ли могут судить о поведении чиновников, поскольку сами пренебрегают законодательством в своих обыденных практиках, тогда как чиновники «хотя бы на словах» признают необходимость законопослушности. Здесь позволим себе спорить. Во-первых, раз чиновники по идее служат закону, они не могут не признать закон, по крайне мере на словах и в ответах исследователям. Но их слова ничего не говорят об их практиках. А что касается «простых граждан», то недоверие к законодательству и формальным правилам имеет под собой реальные и весомые основания, среди которых попирание закона самими чиновниками  играет не последнюю роль. Если сами чиновники не соблюдают закон, и если нет надежных механизмов контроля над применением закона, то  разве может быть удивительно, что граждане используют такие же неформальные правила, по которым функционирует нынешняя система?

Второй вывод — «государственничество» большинства опрошенных. Об этом свидетельствует то, что опрошенные намного лучше относятся к «государственным служащим», чем к «чиновникам», хотя, по сути, это одно и то же явление. Но в общественном сознании государство ассоциируется с защитой общественного блага. Между прочим, это весьма идеализированная оценка, поскольку государство не является магической сверх-инстанцией, независимой от людей, которые работают в этой государственной машине.

Третьи вывод состоит в том, что оценка нынешней бюрократии еще хуже, чем оценка царской или сталинской бюрократии. Это мнение, кстати, не лишено обоснования. Так, если в СССР общее число бюрократов насчитывало 663 тыс. человек, то сегодня на более скромной российской территории число государственных служащих уже составляет 1 млн. 316 тыс. человек, и все время растет.

Четвертый вывод — о формировании нового социального класса, класса чиновников. Вот удивительно, что даже уважаемые социологи академии науки не боятся использовать марксистскую терминологию, и признают существование такого  класса, враждебного народу. У этого класса есть свои собственные интересы — материальные и политические, которые противоречат интересам всего остального общества. Тут Горшков даже привел пример «дач на Рублевке, которые принадлежат в 80% случаев чиновникам». У этого класса есть «классовое сознание», т.е. чиновники сами признали в ходе опроса в том, что они заинтересованы в обеспечении своего богатства и влияния, что это их первая мотивация на  государственной службе. Если идти чуть дальше самих автора доклада, можно предполагать, что государственная служба становится в современной России ключевой позиции в политических, социальных и экономических отношениях. Она обеспечивает власть, влияние, богатство и, соответственно, возможность угнетать и эксплуатировать массы простых граждан. Нынешний класс капиталистов — это класс чиновнических капиталистов. Здесь тоже ничего особенно нового, поскольку идея связки государства с капиталистической системой еще давно выдвинута Лениным вслед за Марксом. Просто эта привязка принимает разные формы. Очевидно, в сегодняшней России она приобретает такие явные формы, что даже академические социологи вынуждены говорить о «приватизации государства» и о формировании особого класса.

Проблема в другом, и она отмечена автором доклада. Проблема в том, что противостоящего бюрократии  класса нет, или, по крайне мере, он себя таким еще не осознается. Горшков, например, отметил, что опрошенные, скорее всего, смирились с бюрократическим произволом, что он воспринимается, как вечное зло, с которым бесполезно бороться. Единственное спасение — и этот взгляд, кажется, разделяет и сам Горшков — опрошенные видят в вмешательстве президента, главы государства. С какой радостью директор ИСРАН напомнил о послании президента, «в котором хотя  столько времени было посвящено как раз теме бюрократии и необходимости административных реформ»! С каким сожалением он намекнул о саботаже формирования Общественной палаты чиновниками, наверное, предполагая, что эта президентская палата смогла бы контролировать бюрократию, частью которой она является! Все же в конце доклада Горшков был вынужден признать, что президент не очень-то хорошо справится с задачей «улучить эффективность бюрократии».

Но если не президент, то кто смог бы контролировать бюрократию? Надежды на естественную эволюцию  бюрократии нет -  хотя профессия чиновника одна из самых привлекательных для студентов, но лишь по той причине, что обеспечивает хорошую зарплату, влияние и льготы,  а об общественном благе никто не вспоминает!

Где тогда противовес? В более ярком, полемическом  стиле продолжил обсуждение этого вопроса депутат Госдумы Владимир Рыжков . Он начал с того, что заявил о провале политики Путина в отношении бюрократии. Если у Путина и  был имидж борца против бюрократии и олигархии, то теперь он все больше и больше воспринимается, как «президент бюрократии и олигархии».

Независимый депутат дальше излагал причины, по которым население так пассивно относится к доминирующей роли бюрократии. Во-первых, нет у народа ощущения, что от него что-то зависит. Так всего лишь 0,7% опрошенных считают, что «власть им принадлежит», что является, по мнению депутата, «трезвой оценкой реальной ситуации».

Во-вторых, большинство населения само участвует в этих самых коррупционных механизмах, с которыми предстоит бороться, если ставить цель контроля над бюрократией. Это, конечно, не означает, как подчеркнул Рыжков, что население ворует столько же, сколько чиновники. У чиновников есть огромный теневой источник доходов, который закрыт для простых граждан — это «разворовывание государственного бюджета». По оценкам депутата, эта «подводная часть коррупции» представляет около 80% всех доходов от коррупции. Это и заключение контрактов без конкурса, и закупки у «нужных людей»  и т.д.

Наконец, мешает населению бороться с коррумпированной бюрократией искаженное представление о государстве, которое разделяют и простые граждане, и чиновники, и даже, как отметил Рыжков, сами социологи. Большинство видит государство в виде «командного», а не «институционального», т.е. большинство себе представляют государство, как властную вертикаль во главе с сильным президентом, а не как комплекс институтов с системой контроля и противовесов. Отсутствует доверие к институтам — к депутатам, правительству, общественным организациям, профсоюзам и т.д. С этим трудно спорить, поскольку все опросы об этом свидетельствуют, но стоит еще добавить, что институты дискредитированы самой верхушкой власти путем создания псевдо-гражданских институтов типа Общественной палаты, нейтрализации оппозиционного потенциала существующих институтов, установления видимости «социального партнерства» и т.д.

Искаженное представление о государстве заключает еще и в том, по мнению депутата, что существует миф о том, что править должны только профессионалы и специалисты. И это предположение напрямую препятствует установление гражданского контроля. Поэтому провокационно заявил Рыжков — «страной должны править дилетанты».

Мне кажется, что тема лучше раскрыта оппозиционным депутатом, чем социологом. Рыжков указал на главные механизмы отчуждения населения от власти. Классовая теория не названа, но основные понятия есть. Почему нет восстания населения против коррумпированной бюрократии, монополизирующей власть и богатство? Раньше этот вопрос задавался касательно рабочего класса и капиталистов? Механизмы отчуждения угнетенного класса в общих чертах известны. Очень редко появляются ситуации, когда угнетаемый класс может осознать свой интерес, противопоставить его интересу отчуждающего и доминирующего класса, и сплоченно выйти на тропу борьбы. Тем не менее, такие моменты бывают, и они называются революция, или, по крайне мере, массовые протестные движения.

И, несмотря на предположение Рыжкова, что «таких социальных групп, которые были бы носителями  другого представления о государстве, нет», исследование, проводимое сотрудниками ИКД, показывает, что такие социальные группы, осознающие свой общий интерес в противовес властной машине, появляются, что возникают новые социальные движения, автономные от властных структур и ориентированные на реальный гражданский контроль. Они пока слабы и мало структурированы, но это именно зародыш массового протестного движения.

Карин Клеман, директор ИКД, научный сотрудник ИС РАН