В борьбу за Центрально-Азиатский регион в ближайшее время включится Анкара

Несмотря на отсутствие прямых границ, в Казахстане Турцию называют братским государством. На высшем уровне — в политике и экономике — она именуется партнером. Мы вряд ли когда-нибудь забудем, что именно Турция первой признала независимость нашей страны, первой открыла кредитную линию, что способствовало наполнению рынка потребительских товаров республики в наиболее острые моменты экономического кризиса после распада СССР, одной из первых начала поддерживать диалог по политическим и культурным вопросам.
В течение 15 лет мы выдвигали и частично реализовывали инициативы об увеличении товарооборота (556,8 млн долларов в 2005 году), доля которого, к слову сказать, составила в указанном году всего 1,2 процента в общем товарообороте Казахстана. При этом во внешней торговле наблюдается общий дисбаланс. Преимущественно сырьевой экспорт (156,9 млн долларов) почти в два раза меньше импорта стройматериалов, продукции химического производства и текстиля (399,9 млн долларов). И это без учета объема «челночной» торговли, в которой Турция занимает значительный удельный вес. В нашу ли пользу говорят приведенные данные о торгово-экономическом взаимодействии?
Аналогичная ситуация складывается и с турецкими инвестициями — за 9 месяцев 2005 года они сократились на 34,8 процента в сравнении с аналогичным периодом предыдущего года, составив 68,3 млн долларов. Эта цифра бледна на фоне 109,5 млн долларов, которые турецкие инвесторы вложили в нашу экономику в 2003 году. При нашем строительном буме мы все еще рассчитываем, что именно данный сектор будет беспроигрышным. Но, к сожалению, реализация конкретных двусторонних проектов в сфере малого и среднего бизнеса, в сельском хозяйстве и промышленности не сравнима с теми мощностями, которые Турция использует благодаря своей вовлеченности в сеть транснациональных корпораций.
Тем не менее в Казахстане почему-то мало задумываются над тем, что сам турецкий рынок страдает от перенасыщенности частными компаниями. В условиях же реформирования банковской сферы и вывода на качественно новый уровень туризма, сектор услуг в перспективе станет самой высокодоходной сферой турецкой национальной экономики. Близлежащие развивающиеся страны, в том числе и Казахстан, в этой связи имеют все шансы стать для Турции не просто рынком сбыта продукции, но и производственными партнерами. Но для этого упор в развитии сотрудничества должен быть несколько иным, чем на современном этапе.
Несомненно, нельзя отрицать целесообразность развития транспортной инфраструктуры. Турция все же обладает отличным транзитным потенциалом. Активизируя сотрудничество в данной сфере, мы сможем преодолеть барьер «Казахстан — страны Запада» и, кроме того, сократим транспортные издержки в случае поставок казахстанской продукции за рубеж.
Но энергетика, в том числе и нефтепровод Баку — Тбилиси — Джейхан, к которому Казахстан планирует присоединиться, и нефтеперерабатывающий завод на берегу Черного моря, строительство которого также возможно в ближайшем будущем, и, тем более, Транскаспийский газопровод, таит в себе риск вовлечения Казахстана в «игры» тех, кому Турция важна только как государство-транзит для бесперебойных поставок углеводородов.
Современная геополитика завязана непростыми узлами, в которые постепенно вплетаются интересы не знающего, что значит слово «страх»… ЕС, на протяжении 40 лет обещающего Турции полноправное членство в своих рядах, в 2005 году, начав переговоры для, казалось бы, выдвижения окончательных условий, растянул перспективу на весьма неопределенный срок — новые условия, гарантии без альтернативы выбора, грядущие перемены… За всем этим, в конце концов, стоит двойственность представлений европейцев о самих себе и будущем интеграционного объединения в целом.
Турция же пропагандирует свое намерение вступить в ЕС как основу для диалога между христианской и мусульманской цивилизациями и более того — действенный рычаг борьбы с нетрадиционными угрозами безопасности. Но и ей неведом «страх» — за дипломатичностью официальных заявлений стоит прагматичный интерес страны занять связующую позицию между Европой и Ближним Востоком. Это позволит Турции получать выгоду, играя на интересах и противоречиях стран, вовлеченных в те или иные региональные процессы. Потенциально это также создаст возможность крутить нефтекраны… по советам из географически далекой и морально близкой Америки.
Упадок, дестабилизация, спад — американо-турецкие отношения последних двух-трех лет можно охарактеризовать любым словом, но лишь с целью пропаганды. Турецкие дни светлы от света звезд. Приближающиеся к стратегическому партнерству отношения строятся не столько как двусторонние, а, скорее, в контексте процессов трансформации в Ираке, Иране и Сирии. Это объясняется тем, что первоначально в проекте «Большой Ближний Восток» Турции — умеренно-исламистской стране — отводилась роль регионального лидера. На современном же этапе турецкая дипломатия пытается использовать это обстоятельство для усиления своих внешнеполитических позиций. Но, втягиваясь в американские планы, Турция становится плацдармом для дальнейшего продвижения США в сторону Южного Кавказа и Центральной Азии. В обход и в противовес России.
Взаимоотношения последней с Турцией в последние годы, по большинству оценок, уже пережили пик укрепления партнерства, и на современном этапе процесс близится к логическому завершению. При этом во внешнеполитической стратегии Турции России отводится специфическая роль. С одной стороны, укрепление взаимного сотрудничества ассоциируется с так называемой «евразийской идеологией», являющейся альтернативой сближения с ЕС; с другой — современный российский вектор турецкой внешней политики направлен ни на что иное, как на получение максимальной выгоды в энергетическом секторе.
По стратегическому экономическому плану, принятому в 2003 году, Россия должна использовать свой энергетический комплекс в продвижении как внутренних, так и внешнеполитических целей. То есть геополитическое влияние России отчасти определяется ее интересами на мировых энергетических рынках. Турция в данных планах выступает в качестве транзитной страны для экспорта российского газа в Европу. Россия же посредством этого ослабляет существующую на современном этапе зависимость от Украины.
Но ни США, ни ЕС не могут рассчитывать лишь на российские энергоносители — они призывают Турцию к экспорту любых других углеводородов, в частности, прикаспийского бассейна. Казахстан в этой идиллии играет не последнюю роль — современная политическая конъюнктура серьезно привязана к экономике. И Транскаспийский трубопровод в этом смысле не должен ввергать нас в процесс созерцания — время проходит быстро, а обстоятельства не всегда изменяют ситуацию в лучшую сторону.
Нельзя забывать, что прежде чем достичь Турции и выйти к Чехии и Австрии, не являющимся крупнейшими потребителями газа в ЕС, Транскаспийский трубопровод должен будет пройти собственно по дну Каспия, а затем — через сейсмо- и политически нестабильные страны Южного Кавказа. И все это будет происходить вблизи России, которая вряд ли оставит проект без внимания. Прогнозируя развитие ситуации в ближнесрочной перспективе, Казахстану тем не менее стоит ожидать объединения усилий ЕС и США, направленных на вовлечение страны в Транскаспийский проект.
США обещают удвоение инвестиций и создание прозрачного инвестиционного климата. Политика же ЕС, на современном этапе предполагающая выстраивание сети новых транспортных коммуникаций, укрепление демократии и рыночной экономики в странах Центральной Азии, в будущем превратится лишь в инструмент, направленный против образования любых форм консолидации поставщиков и транспортировщиков сырья.
В случае осуществления совместных энергетических планов, США и ЕС получат доступ к почти 10 процентам мировых запасов нефти и газа. А значит, у них появится реальная возможность «игры» на понижение цен на энергоносители, которая, по большому счету, будет противоречить интересам всех энергодобывающих государств. Наиболее естественным ответом России на такой шаг, возможно, станет создание международной организации, в рамках которой она под своим началом объединит государства — экспортеры энергоносителей в Центральной Азии.
Таким образом, вместе с очевидной привлекательностью транскаспийских маршрутов Казахстан поставлен перед выбором между американскими инвестициями наряду с дальнейшей дружбой с Евросоюзом и Россией, представляющей удобные сухопутные маршруты и постепенно начинающей учитывать долгосрочные интересы своих региональных партнеров.
Резюмируя, необходимо отметить, что непредсказуемость развития ситуации с Ираном и последующее углубление турецко-американских отношений являются факторами, которые в перспективе отрицательно повлияют на позиции России на Южном Кавказе и в Центральной Азии. В этой связи меры, которые страна предпримет в целях улучшения отношений со странами региона в энергетической сфере, будут находить препятствия со стороны как США, так и ЕС. Кроме того, Турция с течением времени, добившись статуса стратегического партнера США, полностью окажется под американским давлением, что оставит ей мало альтернативных путей ведения внешней политики.
В данном случае к слову будет сказать, что казахстанско-турецкие отношения будут в той или иной степени подвержены влиянию США и ЕС, что вряд ли окажет на них позитивное воздействие. Альтернативой этому представляется необходимость развития двусторонних казахстанско-турецких, а не многосторонних проектов.

Оксана Должикова, Астана