В чужом пиру похмелье

Познакомившись с алкоголем на самых ранних этапах своей истории, человечество до сих пор ищет универсальную модель «алкогольной политики».
Территорию бывшего СССР называют страной «самых продолжительных зимних праздников», которые начинаются с «католического» рождества и заканчиваются «старым Новым годом», пусть даже не все дни официально нерабочие: празднично-расслабленное состояние, рассказы о том, когда и где появился первый Санта Клаус, кто придумал вешать на елку стеклянные шары и кто изобрел елочную электрическую гирлянду…
В «новогодней» прессе бессчетное количество раз рассказывалось о том, что обычай праздновать новый год 1 января и наряжать по этому поводу елку пришел в Азербайджан из России. Которая, в свою очередь, заимствовала и 1 января, и новогоднюю елку у Германии. Это, так сказать, факт общеизвестный. Однако куда меньше известно другое: в петровской России «европейской новинкой» первыми обзавелись…питейные заведения, точнее, кабаки и трактиры. Елки стояли здесь подолгу, хвоя с них осыпалась, и нередко около вывесок вместо пушистых зеленых елочек торчали голые палки. Согласно одной из версий, популярное название трактиров: «Елки-палки» — пошло именно отсюда.
Это, впрочем, далеко не единственная «привязка» алкогольной тематики к Новому году. Продолжительные праздники сопровождаются не менее продолжительными возлияниями, что находит отражение в прессе, скажем так, с учетом национальных особенностей «культуры пития»: британская The Dayly Telegraph рассуждает о том, насколько верны стереотипы, что разные напитки действуют на человека по-разному, а российские СМИ публикуют репортажи из медвытрезвителей, работающих в дни новогодних каникул с максимальной «нагрузкой».

История без купюр

Монолог капитана команды КВН Израиля, который, обращаясь к своей собачке Тузику, говорил: «Мы 17 лет учили историю, и теперь вся эта история — тебе под хвост» — это, скажем так, юмористическое переложение вполне справедливых сетований, что СССР — страна с непредсказуемым прошлым, а то, что мы все учили на уроках истории, с исторической правдой, мягко говоря, не согласуется. Но вместе с тем у любой «школьной» версии истории есть еще один серьезный недостаток: она, скажем так, весьма серьезно цензурируется. И школьник на уроке никогда не узнает, что на новгородских берестяных грамотах можно порой повстречать такие перлы «непарламентской лексики», что позавидуют даже самые отчаянные современные матерщинники, и что Иван Грозный, в числе прочего, первым учредил на Руси кабаки. Разве что упомянут, что из Америки в числе прочих диковинок Колумб привез и табак, который доселе Старый Свет не знал.
Однако полностью вычеркнуть алкоголь и «питейные заведения» из истории и культуры тоже не получается. «Выпьем с горя, где же кружка?» в пушкинских стихах — это лишь один пример из множества. Не говоря уже о том, что свои национальные алкогольные брэнды есть у многих народов мира. Исключение составляет разве что мусульманский Восток, но, как иронизируют культурологи, для того, чтобы запретить вино, о его существовании надо было знать, да и в раю оно обещано в числе прочих услад. Историки чаще всего могут безошибочно ответить на вопрос, когда и где появилась та или иная разновидность «огненной воды». Дистилляция алкоголя и производство спирта были изобретены во Франции, в Провансе, в XIV веке. В 1334 году А.Вильнев получил первый винный спирт, открыв тем самым дорогу к получению виски, джина и брантвейна из зернового и другого сырья теми же технологическими методами дистилляции.
Считается, что в том же 1334 году во Франции вместе с винным спиртом был изобретен коньяк, в 1485-м появились английские джин и виски, 1490–1494 годы обогатили мир шотландским виски, в 1520–1522 годы заявил о себе немецкий брантвейн (шнапс). Уже после Конкисты заявили о себе мексиканская текила, плантации сахарного тростника в Вест-Индии подарили человечеству ром. В мире есть, по крайней мере, одна страна, чье название происходит от наименования местного сорта вина — Португалия, где впервые изобрели «порто», то есть портвейн. Виноделы до сих пор с благоговением повторяют рассказ об ошибке монахов-виноделов во французской Шампани, когда по прихоти природы в вине появился углекислый газ: так родились шампанские или игристые вина. Алкогольные брэнды строго охраняются: «коньяком» имеет право именоваться только коньяк, произведенный во Франции, — все остальное должно называться «бренди», в Мексике вводят строжайшие стандарты текилы, а знатоки рома утверждают, что нынешний «Баккарди» не идет ни в какое сравнение с «Баккарди», существовавшем до того, как на Кубе к власти пришел Фидель Кастро. Семья, производившая доселе кубинский ром под названием «Баккарди», покинула тогда Кубу и увезла с собой торговую марку, но вот повторить кубинский ром уже не смогла, и сегодня настоящий «Баккарди» продается под совсем другими, не такими «раскрученными» названиями.
Однако вряд ли кто-то из историков возьмется сегодня ответить на вопрос, когда человечество впервые познакомилось с опьяняющим эффектом чего-то там перебродившего. Известно только, что с первых же шагов письменной истории в ней содержится сколько угодно свидетельств, что вино было известно уже, по крайней мере, в античном мире, пиво знали даже в Древнем Египте. А биологи могут привести сколько угодно примеров «пьянства и алкоголизма» в животном мире. В африканской саванне не так уж редко могут забродить прямо на ветвях плоды дынного дерева, и тогда, наевшись хмельных дынек, слоны учиняют самые настоящие дебоши. Несколько лет назад в Финляндии и Карелии предупреждали водителей: год оказался на редкость урожайным для брусники, она забродила прямо под снегом, и теперь на дорогу могут выйти пьяные лоси, наевшиеся хмельной ягоды. Кто и когда из людей попробовал перебродившую бруснику или плод дынного дерева, а затем «разговаривал со звездами», теперь уже не установить, но роковой шаг к познанию «раскрепощения сознания» был сделан. О вреде пьянства читались проповеди, возникали общества любителей трезвости, за пьянство вводились самые серьезные наказания, а виноделы тем временем изобретали все более изысканные сорта для богатых ценителей и дешевое пойло для тех, кто просто хотел забыться в алкогольном угаре.
И точно также с первых шагов своей истории человечество ищет, скажем так, «формулу сосуществования» с «зеленым змием». С одной стороны, алкоголь во многих странах — важная часть национальной культуры. С другой, в Великобритании с тревогой говорят о том, что в результате давней традиции, согласно которой пабы закрываются в 11 вечера, многие их посетители стремятся успеть поскорее «набраться», и в той же Австралии, где пабы и бары работают до утра, алкоголя на душу населения потребляется меньше. Во Франции, где культуру виноделия и, соответственно, винопития готовятся уже изучать в школах, одновременно ужесточается наказание за управление автомобилем в нетрезвом состоянии, и потребление «горячительного» на душу населения неуклонно снижается. Впрочем, уверены многие, такая вот «двойственность» в отношении алкоголя заложена даже в христианской догматике: пьянство считается грехом, но при этом вино — важная составляющая церемонии причастия, едва ли не самого главного христианского «таинства».
Однако самой показательной является, пожалуй, история взаимоотношений власти и народа с «крепким алкоголем» в России.

Русская водка, черный хлеб, селедка…

По мнению немецкого Der Tagesspiegel, «то, что водка является неизбежным атрибутом русского образа жизни, а иногда и самой сутью этого образа жизни, знает весь мир. Комбинация слов „рашен водка“ кажется такой неразрывной и естественной, что становится просто тавтологией». Тем удивительнее, что «европейская» дистилляция и принципы получения спирта не были известны русским, по крайней мере, до середины XV века. Тем не менее крепкие алкогольные напитки, созданные на основе брожения ягодных соков с медом, существовали на Руси уже с конца IX века. А в XV веке, согласно официальной версии, была получена первая водка. Это, так сказать, официальная версия, на основе которой в 1978 году СССР удалось запатентовать «русскую водку» как собственный брэнд.
Известно, однако, и другое. Именно «огненная вода» стала решающим фактором в истории крещения Руси. «Руси есть веселье пить, не может быть без того». Как утверждают историки, именно так звучал решающий аргумент киевского князя Владимира в пользу крещения Руси. Религия в те годы была эквивалентом геополитического влияния, обращать соседей-язычников в свою веру считали делом чести многие, и в Киев, где еще поклонялись Перуну и ставили идолов на капищах, зачастили послы-миссионеры: христиане из Византии и мусульмане из соседней Волжской Булгарии.
Князь Владимир оказался перед нелегким выбором. Он слыл любителем удовольствий, то есть женщин и «огненной воды». Ислам признавал многоженство, и княжескому гарему ничего не угрожало, но категорически запрещал алкоголь. Христианство вводило моногамию, но зато здесь дозволялись водка, вино, медовуха и прочие хмельные радости. Черту под «теологическими спорами» князь Владимир подвел просто: «Руси есть веселье пить, не можем быть без того».

Кто придумал водку?

По официальной версии, производство водки в России в массовых количествах началось с середины XV в. (между 1446 и 1478 гг.), а уже в начале XVI в. имеются сведения о вывозе водки из России в соседнюю Швецию (1505 г.).
Это, так сказать, официальная версия. А неофициальную приводил на страницах газеты «Известия» замечательный кинорежиссер Отар Иоселиани: "Водка — шведский напиток. Как все помнят, Рюрика позвали на Русь со словами «Страна у нас большая, порядка в ней нет (так, кстати, все и осталось), придите и княжите над нами». Он пришел, а вслед за собой привез обоз водки, которая была придумана в Швеции и сейчас называется «Абсолют».
Так или иначе, к середине XVIII в. была достигнута вершина качества русской водки, изготовлявшейся исключительно в условиях помещичьего «домашнего» производства, поскольку с 1716 г. винокурение стало исключительно привилегией дворян, а крупнопоместное и титулованное дворянство получило особое право на кубы для двоения водок. Указом 31 марта 1755 г. повелевалось конфисковывать все винокуренные заводы, которые осмеливались бы содержать купцы под видом дворян или даже на паях с дворянами. Она в те времена считалась напитком, скажем так, аристократическим, получали водку исключительно из зернового сырья, процесс ее очистки был долгим и дорогим.
А за пределами помещичьих усадеб «хмельной промысел» развивался по своим законам.

От корчмы до трактира

Первым питейным заведением на Руси еще в IX-XII веке была корчма. Впрочем, назвать ее «питейным заведением» в полном смысле этого слова не получится. В корчме проезжему человеку можно было получить еду и ночлег, здесь делились новостями, обсуждали текущие дела. Именно в корчме читались княжеские указы, здесь представляли новых наместников и сборщиков податей. Такую же роль играли немецкие пивные, лондонские кофейни, где можно было выпить не только чашечку кофе, но и чего-нибудь покрепче, а заодно сытно поесть и обменяться новостями, причем лондонцы никогда не путали, в какой кофейне собираются морские торговцы, а в какой — лендлорды.
Вольная корчма благодушествовала на Руси вплоть до начала XII века, а в летописях 1150 года есть прямые указания на то, что корчма была обложена княжеской пошлиной: на этот счет появляется уставная грамота смоленского князя Ростислава. Однако первая же попытка обложения вольного корчемного промысла податью вызвала появление так называемой тайной корчмы, с которой власть начала самым жестким образом бороться. К концу ХIV века, когда тайное корчемничество частью совсем исчезло, а частью перекочевало в более глухие и отдаленные от торговых центров места, доходность податной корчмы настолько увеличилась, что даже превзошла самые алчные ожидания арендаторов.
И тут власть совершает роковую ошибку, попытавшись использовать известную страсть к алкоголю для «пополнения казны». В первой половине XV века московский князь Иоанн III рискнул уничтожить податную корчму и сделать ее казенной. И если раньше в корчме не только, вернее, не столько пили, сколько ели, то теперь все внимание было уделено «горячительным напиткам», как статье наиболее доходной.
В 1545 году наступает новый переворот — на Руси появляются первые кабаки. Здесь уже прямо воспрещается продажа какой-либо еды. А так как к этому моменту приготовлять спиртные напитки в домах имели право только дворяне, но никак не простой люд, то недостатка в посетителях кабак не знал. Когда же запрет на домашнее винокурение распространился уже и на бояр и монастыри, доходы кабаков стали расти в геометрической прогрессии. Управлять кабаками со стороны государства становилось все сложнее, и питейные заведения стали давать «на откуп» тем самым «кабацким головам». Сверхдоходный бизнес приводил к тому, что народ спивался с катастрофической скоростью. Затем был сделан еще один шаг в пропасть: в кабацком промысле появился кредит. Теперь пить можно было и в долг, причем далее у кабака было право этот долг востребовать самыми жестокими методами. «Неплательщиков» обирали до нитки, снимали последнюю рубаху, порой даже секли до смерти.
Тогда же в канонических текстах появляются упоминания о пьянстве среди духовенства. Пьянство во взаимосвязи с нормами древнерусской покаянной дисциплины было рассмотрено Б. А. Романовым, считавшим, что оно «было универсальным бытовым явлением». Б. А. Романов обращает внимание на то, что «Заповеди митрополита Георгия» предусматривают и такой случай "аще епископ упиется" — за это ему наказание — десятидневный пост. Зная эту всеобщую для древнерусского общества слабость, церковные иерархи проявляли особую заботу о том, чтобы, по крайней мере, духовенство ввело потребление спиртного в определенные рамки. Заботилась об этом и светская власть. Не являясь преступлением для мирянина, пьянство попов, чернецов и черниц, согласно Уставу Ярослава, подлежало митрополичьему суду. Однако церковные власти не ограничивались карательными мерами. Канонические ответы митрополита Иоанна II вполне допускают присутствие священника на мирском пиру, там он может свободно угощаться, однако в увеселениях — «игранье и плясанье и гуденье» участия не принимать.
Попытки «европеизировать» питейные заведения предпринимаются на рубеже XVIII-XIX веков, когда в России появляются первые «трактирные заведения» (именно на этом этапе аннексированные Россией азербайджанские ханства начинают поневоле знакомиться с российской «алкогольной культурой»). В отличие от кабаков, в трактирах уже не только пьют, но и едят, статус «трактирных заведений» распространяется на рестораны, магазины, торгующие спиртным, на гостиницы, станционные буфеты…Строжайшим образом регламентируется, в какое время заведения имеют право работать, не говоря уже о строжайшем финансовом контроле. С 1884 года появляется государственный контроль за качеством водки. Российскую «алкогольную стихию» власть пытается вбить в европейские рамки, но время, похоже, безнадежно упущено. В России уже сформировалась этакая «низовая алкогольная культура», где пропить все «до креста» (нательные кресты были единственным предметом, которым нельзя было расплатиться в кабаке), «гулять по-черному», с драками и песнями — это уже стало частью «национального имиджа», и наследие «кабацкой голи» не могло не дать о себе знать.
В 1885 году Александр III предпринял первую попытку бороться с пьянством — правда, исключительно «силой общины», предоставив сельским сходам право закрывать в деревнях винные лавки. Кабаки, «шинки» и т.д. закрывались тысячами, но это не помогало. В 1894 году в России вводится государственная монополия на водочное производство. Самогон, «арака», «тутовка» и т.д. оказываются вне закона. Частные кабаки были закрыты, а водкой стали торговать через казённые лавки только в закупоренной таре и только на вынос.
Но переломить тенденцию уже не удалось. 7 ноября 1902 года в Туле по инициативе общественного деятеля Федора Архангельского для спасения от замерзания перебравших рабочих-оружейников открылся первый вытрезвитель. Тогда он представлял собой «благотворительное учреждение». Как видно, «алкоголизация» укоренилась слишком глубоко. Водку стали пить «залпом» просто на улице. А когда с началом первой мировой войны Николай II ввёл полный запрет продажи водки и крепких спиртных напитков, распространив затем его на пиво и вино, страна ответила массовым потреблением самогона, затем потихоньку начала осваивать употребление «технических жидкостей».
Возможно, именно тогда Россия и перешла некий Рубикон, после которого практически все «антиалкогольные» кампании давали, по сути дела, обратный эффект, выливаясь в рост куда более опасного «подпольного» пьянства, с употреблением «всего что горит»: от сивухи и самогона до лаков и красок, с целым пластом «алкогольного фольклора» и великим множеством литературно-великосветских примеров, от шолоховской «Судьбы человека» с его «Я после первой не закусываю» и до нынешних намеков Никиты Михалкова на семейный рецепт водки «кончаловки». Но это, так сказать, «сливки», а на дне «алкогольной пирамиды» — те самые «синюки» и великое множество «тихих алкоголиков», которые, может быть, под забором не валяются, но которым водка с успехом заменяет все.

«Мирного сосуществования» не будет

Как грустно шутят историки, познакомившись с «зеленым змием» на самых ранних этапах своей истории, человечество до сих пор не научилось с ним обращаться. И рецептов здесь не меньше, чем стран на карте мира. В мусульманских странах местным христианским и иудейским общинам издревле дозволялось производить спиртные напитки «для себя». Сегодня это правило действует, в частности, в отношении армянской общины Ирана. Продавать спиртное мусульманам категорически запрещалось, но запрет этот никогда и нигде не соблюдался слишком строго. Сегодня в большинстве стран мира запрещается реклама алкоголя, строго регламентируется, на каком расстоянии от школы могут располагаться питейные заведения, строгие правила предъявляются к фильмам, выходящим в телепрокат: положительным героям «не положено» ни пить, ни курить. Такая политика дает результаты: в прошлом году Токийское полицейское управление объявило о закрытии одного из двух оставшихся вытрезвителей в столице Японии. Одно время в Токио насчитывалось четыре подобных заведения, где клиентам предоставлялась возможность провести ночь. Однако за последнюю четверть века число пьяных дебоширов в городе заметно пошло на убыль.
Известно, впрочем, и другое. Регламентируя на своей территории «алкогольный оборот», правительство любой страны решает две взаимоисключающие задачи: с одной стороны, держать пресловутого «зеленого змия» в узде, а с другой, пополнить казну за счет доходов от торговли спиртным. И если доминировать начинают «финансовые интересы», то контроля за «зеленым змием», увы, не получается.

Нурани