«Дуй свое, детка!»

Людмила Гурченко — народная артистка СССР, лауреат Государственной премии РФ. Сыграла около ста ролей в кино, театре, на телевидении. В ее фильмографии такие известные картины, как «Карнавальная ночь», «Старые стены», «Соломенная шляпка», «Двадцать дней без войны», «Сибириада», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Вокзал для двоих», «Рецепт ее молодости», «Любовь и голуби», «Послушай, Феллини!..», «Старые клячи». Музыкально-драматический талант актриса сполна проявила в мюзиклах «Бюро счастья», «Мадлен, спокойно!», которые по сей день с успехом идут на театральной сцене. Автор биографических книг: «Мое взрослое детство», «Аплодисменты», «Люся, стоп!». Замужем, супруг — продюсер С. Сенин.
Из досье «Москвички»:
... Мне не нравится, когда великих актрис называют «эпохой». Есть в этом что-то железобетонное, монументальное, противоречащее самой женской сути — тонкой и ранимой. Ну разве «эпоху» могут ранить на светской вечеринке слова подвыпившего «доброжелателя», мол, вас никто не любит, тогда как Его величество зритель — и в столице, и в глубинке — говорит об обратном? Или вопросы журналистов о бывшем муже — настолько бывшем, что, кажется, воспоминаниям и след простыл? Нет, великая актриса — не монумент. Это живой человек, который входит в наш дом званым гостем.
Двери всенародной любви распахнулись перед Людмилой Гурченко в 1956 году после выхода на экран «Карнавальной ночи». То был первый новогодний подарок советским телезрителям от мосфильмовского «деда мороза» Э. Рязанова (второй — ровно 20 лет спустя). И первая главная роль студентки ВГИКа. «Пять минут, пять минут — это много или мало?..»
А почти пять десятков творческих лет? Не мало, если проследить путь героини Гурченко: от веселой, жизнерадостной Леночки Крыловой до врагу не сдающейся, как «Варяг», «старой клячи». Пустяк, если взглянуть на саму Людмилу Марковну. Стройную, изящную, эффектную, с нерастраченным чувством собственного достоинства.
Ей посчастливилось работать со многими выдающимися режиссерами. Но — по большому счету — она сделала себя сама.
- Людмила Марковна, недавно вы стали лауреатом премии «Российский Национальный Олимп» в номинации «Суперзвезда». Как восприняли очередную награду, очередной факт общественного признания? Нет ли пресыщенности различными званиями, титулами?
- Когда мне сказали, что эту награду получили Майя Плисецкая, Мстислав Ростропович, Людмила Зыкина… Даже не знаю, какими словами выразить то удивительное блаженство, которое я ощутила. Вы ошибаетесь, это не «очередной факт признания». Это момент, это нечто «штучное», редкое. Его можно и не дождаться… Нет, у меня пресыщенности от званий и наград нет. У меня их не так много. Но эта награда актерская, она особая. Я очень гордилась, когда получила премию братьев Васильевых после фильма «Старые стены». Это тоже исключительно актерская премия. И еще очень счастлива была, когда наградили меня орденом Трудового Красного Знамени! В мирное время у меня этот орден ассоциируется с Боевым. Интересно. Ведь когда играешь, то «труда» не должно быть видно. Все легко, весело.
- Считаете ли вы свой стиль, образ жизни, уровень материального достатка соответствующим образу суперзвезды?
- Это долгий разговор. Зачем он нужен, если пока ничего изменить нельзя.
- Какие советы могла бы дать народная артистка СССР Л. Гурченко харьковской девчушке с улицы Клочковской Люсе Гурченко?
- Никаких. Пусть сама пройдет по извилистой кочкообразной дорожке. Пусть надеется только на себя, на свою интуицию, на свое чутье. Пройдет, достигнет — ура! А нет… Жаль, грустно, но такая это жестокая штука — актерство.
- В одной из ваших книг есть фраза «справедливый господин Случай». Насколько этот «господин» был справедлив к вам?
- Господин Случай посетил меня дважды: когда встретилась в коридоре «Мосфильма» с Иваном Александровичем Пырьевым. И он привел меня в 3 мосфильмовский павильон, где остановили съемки «Карнавальной ночи» и искали новую актрису. И второй раз — через 17 лет. Режиссер Виктор Иванович Трегубович на свой риск, вопреки мнению всего худсовета «Ленфильма» утвердил меня на роль директора текстильной фабрики. Он как бы тянул лотерейный билет: пан или пропал. Все остальное, это уже когда господин Случай ко мне не приближался, а наблюдал за мной со стороны.
- Будь жизнь черновиком, какую страницу своей биографии переписали бы набело?
- А какой смысл? Ведь уже ничего не изменится. Ну… Может быть, вычеркнула бы встречи с людьми, которым искренне открывала объятия и душу, а они делали моей душе очень больно. А может, это опыт? Горький, но опыт. А потом, на экране, нет-нет, да прорвется что-то из этого «больного»… Не знаю…
- Имя «Людмила» означает «людям милая». Однако в жизни вам часто приходилось сталкиваться с непониманием, невниманием. Чья «немилость» ранила больнее всего: родных, коллег, критиков, властей, зрителей?
- Знаете, никто ни разу не вспоминал, что я «мила людям». Я была «мила» только полтора года после «Карнавальной ночи». И то уже тогда мнения стали делиться на «О!» и «Ну и что?»… А после 23 февраля 1958 года я очень надолго перестала быть «милой». Ранили многие. За что? Наверное, за умопомрачительный успех. Время и сравнения, наблюдения и годы дают право употребить рядом с успехом такой нескромный эпитет. Но это так. Только мои родители и зрители на далеких просторах бывшей великой Державы спасли меня. В Москве я почти не показывалась. Да! В 1958 году в «Комсомольской правде» появилась уничтожительная статья. А потом еще и еще… Сейчас, как ни парадоксально, ругательные статьи — это популярность, пусть и скандальная. А в те времена — дышать нечем. Перекрыт кислород. Ни звонков, ни здрасте, ни привета… Никому этого пережить не желаю.
- Знаменитая Вивьен Ли, одна из уважаемых вами актрис, под занавес жизни написала: «Ли научил меня жить, Оливье — любить, Джон — быть одинокой». Кто ваши учителя — в жизни, любви, одиночестве?
- Ну, совсем разные у нас жизни. Меня научил папа — Марк Гаврилович Гурченко: любить людей, «усё людям». Терпению: «Терпи, моя детка, хорошега человека судьба пожмёть-пожмёть, да и отпустить. Главное — дуй своё! Хай усе люди будуть як люди, а ты усю жизнь крутись-вертись як чёрт на блюди». Вот так я и кручусь всю жизнь…
А вообще мои учителя — все люди, которые мне дали, открыли, заставили меня делать то, о чем я и не догадывалась, что у меня это может получиться. Да если бы Андрон Кончаловский не звонил мне ежедневно, не говорил мне: «Пиши книгу о войне, об оккупации, о папе. Пиши и пиши, пиши и пиши…» Я от испуга, что он во мне разочаруется, стала писать. Мне так не хотелось услышать: эх ты, а я то думал, что ты все сможешь. Многим людям, которые встречались на пути и были ко мне добры и внимательны, я сердечно благодарна — ведь тогда у меня открываются неизвестные шлюзы. И я опять дышу, живу, радуюсь.
- В недавней книге «Люся, стоп!» вы написали о своем муже и продюсере С. Сенине: «Сергей Михайлович, наверное, первый близкий мне человек, которому я подчиняюсь. Не часто. Но бывает». Кроме готовности «подчиняться», вам, личности гордой и независимой, приходится еще чем-то жертвовать ради семейного счастья, душевного спокойствия?
- Гордость и независимость порой мешают, особенно дома, в семье. С каких-то пор я стала очень недоверчива и подозрительна. Это — после предательств. И вот пока я не почувствую, что подозревать не следует, можно потихоньку доверять, тут и начинается наилучшее время в семейной жизни, где не нужна моя самой себе отвратительная гордость и независимость, и приходит желанный душевный покой. Он накапливает необходимые силы для работы, для концерта, для спектакля, для ни с чем не сравнимой любимой и боевой команды: «Мотор!». Потому я с удовольствием подчиняюсь Сергею Михайловичу Сенину. Он сумел так выстроить атмосферу в доме.
- Среди режиссеров, с которыми вам довелось работать, встречались настоящие джентльмены?
- Конечно. Братья Михалковы и в кадре, и в жизни вели себя со мной как люди, достойные уважения и восхищения, если хотите, как джентльмены. Они с детства знали, что это такое. Режиссер Владимир Яковлевич Венгеров — у него я снялась после «Карнавальной ночи» в драматических ролях в фильмах «Балтийское небо» и «Рабочий поселок» — настоящий человек и в кадре, и за кадром. Михаил Швейцер. Василий Шукшин, хоть я у него никогда не снималась. Но чувствовалось это мужское достоинство, когда и спина выпрямляется, и глупая улыбка прячется. А мой мастер Сергей Герасимов! Из молодых — Федор Бондарчук.
Да много, много роскошных наших русских «джентльменов»!
- Какую роль сыграл в вашей судьбе Эльдар Рязанов?
- Сложный вопрос. К нам одновременно пришел тот успех. А потом жизнь потекла у каждого своя. И все же, если многое хорошее и моменты болезненные отмести (это когда я после кинопроб и надежд сидела опять на земле — ведь актерская профессия, черт бы ее побрал, самая не ангажированная на свете), то Эльдар научил меня жесткой премудрости — никогда не ждать продолжения. Да, успех. Успех картины. И у меня тоже успех. И уверена, что следующая работа опять ждет меня с этим режиссером. А как же? Ни черта. Ты «съеден». Ты уже «вчера». А сегодня светят вон… новые, красотой сегодняшней, к ним взгляды, к ним внимание. Берем новых. А я все еще ничего не понимаю, еще улыбаюсь, еще подписываю автографы, а мой поезд ту-ту… Нет-нет, теперь я знаю точно, а с некоторых пор приучила себя: стоп, Людмилка! Закрывай страницу. Иди «у народ». Новые интонации, новые звуки, новые отношения. А если опять и опять позвал В. И. Трегубович, так это счастливое исключение из жестоких правил. Радуйся! Все же ты ему не жена. Он ничем тебе не обязан. Снимает подряд потому, что он вот такой… сибирский джентльмен. Пусть земля ему будет пухом, дорогой мой режиссер.
- Представьте себе, что во время мюзикла «Бюро счастья» голос свыше вам шепнет: «Через пять минут — конец света». Что будете делать?
- Да ничего. Просто расслаблюсь и тихо скажу тому, кто наверху: «Товарищ, я готова. Ждите».
- Самая давняя неосуществленная мечта?
- Не мечтаю ни о чем. В свое время «отмечталась».
- Самое главное — сделанное — дело в жизни?
- Об этом я размышляла часто. И вот что думаю. Столько лет от меня ждали проявлений, поведения юной Леночки Крыловой, а время шло, я менялась, все тяжелее и тяжелее было снимать груз печальных лет, печальных глаз. Пой, пляши, хохочи, весели, давай историйки, анекдотики, тонкую талийку… Поверить в то, что я стану играть драматические роли, было невозможно. Да просто невероятно. «Старые стены», «Пять вечеров», «20 дней без войны», «Сибириада», «Послушай, Феллини!..»… И зрители уже не знали чего ждать. Но поверили, что могу играть роли, где не будет песенок, веселых штучек. Думаю, что это мое главное, сделанное в жизни. А еще лучше, когда совмещаешь, как в «Любимой женщине механика Гаврилова», «Любовь и голуби». «Людк, а Людк! Деревня!».
… Пусть «доброжелатели» что угодно говорят о «рецепте ее молодости», о сложном характере и т. д. В конце концов творческая и особенно околотворческая тусовка недаром считается «террариумом единомышленников». Но тонкая и ранимая великая актриса выстрадала право быть такой, какая она есть. Людмила Марковна, не надо «стоп!». «Дуй свое, детка!»

Виктор Барулин
Оценить статью
(0)