Информационное агентство www.iamik.ru
"Доступность информации о президенте страны - элемент демократического государства" - под таким девизом Олег Блоцкий выпускает книги "Владимир Путин" ("История жизни", "Путь к власти"). Фрагменты второй красноярский «КоМоК» напечатал с разрешения издательства "Олмо-пресс". Третья книга ожидается...
Привыкла и полюбила
В 1980-м мы с подругой подарили себе праздник: прилетели на 7-8-9 марта в Ленинград. Путевки дешевые, в гостиничный номер набилось пятнадцать землячек, но мы же здесь только ночевали... На экскурсии гид нам посочувствовала: "По популярности на первом месте в городе театр Райкина, на втором -- мюзик-холл. Но вы, конечно, на них не попадете..." Мы с Галей переглянулись: вот как раз! Непременно!! Попадем!!! Знакомый Гали, Алексей, достал с помощью какого-то Володи билеты и пригласил его пойти с нами за компанию. В театре имени Ленсовета, уже окончательно осмелев, мы заикнулись о мюзик-холле; 8-го посетили это яркое зрелище; а 9-го новый знакомый провожал меня домой. Мне очень хотелось узнать его телефон или адрес, но я, конечно, помалкивала. И вдруг он... называет номер. Видимо, в глазах прочел один-единственный вопрос: что -- так вот и распрощаемся?! (Теперь я понимаю: каждый поступок муж совершает осознанно, значит, и тогда поступил не спонтанно.) Дальше было так: я прилетала, звонила, он меня встречал, назначал "культурную программу", но я даже улиц не замечала, когда мы были вместе... Зато помню визит к его родителям -- Владимир Владимирович позвал меня и двух своих друзей по поводу покупки моднейшей тогда стереосистемы "Россия". На кухне мы заговорили с Марией Ивановной, тут вошел Алексей и: "Ну как вам Люда?" "Она ничего, -- ответила хозяйка. -- Но у Володи уже была Люда. Хорошая девочка..." Видимо, хотела видеть невесткой ту, давно знакомую Люду. У меня чуть слезы не брызнули из глаз! Утешилась мыслью: мама, папа -- это одно, а дети -- другое.
У меня не было ни сиюминутного увлечения, ни любви с первого взгляда. Я привыкла и полюбила этого человека постепенно... Однако присутствовала в наших отношениях своя странность: месяца два все нормально, потом какой-то негатив, неурядица, затем опять все хорошо, и все крепче ощущалась его мужская и человеческая надежность. Молодые люди, с которыми я была знакома до того, не шли ни в какое сравнение с ним. Вот только свидания... Я на них никогда не опаздывала, он -- постоянно. Помню, стою в метро. Первые 15 минут выдерживаю нормально, полчаса -- тоже вроде ничего. Через час уже чуть не плачу от обиды, а через полтора... Когда он, наконец, появлялся, уже никаких сил не оставалось на эмоции. Опоздания, конечно, объяснялись работой -- там он был пунктуален, а в личной жизни расслаблялся (ну а где же еще?). Однажды на вечеринке расслабилась уже я: танцевала, шутила, смеялась. В.В. это не понравилось, и мне было четко сказано: "Наши дальнейшие отношения невозможны". Я уехала домой, не звонила, не писала. Дело не в гордости, просто действительно поняла: все кончено. Работала, делала что-то по дому, а в голове вертелось: это надо пережить-перетерпеть-перестрадать... Спустя две недели подхожу к двери (предчувствие было: что-то случится), а там записка "Да, дружочек, это я" и номер телефона. Впоследствии В.В. говорил о суточной командировке, о том, что он по своей инициативе ничего не предпринимал -- ну а если приехал, почему не зайти? Я плакала, объяснялась в любви, говорила, как он мне необходим, -- а он лишь за минуту до отлета, в аэропорту, сказал, что решил продолжить наши отношения... Летом 80-го я поехала поступать в Ленинградский университет (а то собиралась в Калининградский). Это было, конечно, нахальство: стюардесса, школу окончила четыре года назад, гуманитарный факультет выбрала как альтернативу втузу, брошенному на третьем курсе. На вступительных сдала хорошо сочинение и немецкий, а на истории меня завалили. Вышла в слезах: неприятна была не сама двойка, а тон и манера преподавателя... Осенью поступила на рабфак. В.В. помог мне снять комнату в коммуналке и устроиться оператором ЭВМ в НИИ.
Испытание на прочность
То, что В.В. всю нашу совместную жизнь меня испытывал, -- совершенно точно. Году в 81-м вдруг предложил встать на горные лыжи. Даже не то что предложил, он не спрашивал моего мнения -- само собой разумелось, что мы начнем кататься. Купили польские лыжи, ботинки "Альпина", но костюмы достать было сложно, и выглядели мы, прямо скажу, жутко. Инструктора не было, учились сами, как Бог на душу положит. Все средства уходили на это увлечение -- денег не оставалось даже на билеты в театр... Старшие Путины, похоже, так и не смогли меня принять. Хотя внешне политес соблюдался, пятницу-субботу-воскресенье я проводила у них. Наши отношения продолжались достаточно долго, но если разговор случайно касался темы замужества, В.В. моментально его пресекал. Только спустя три года после первой встречи, 28 апреля 1983 года, он сказал: "Ну вот, дружочек. Ты знаешь, у меня тяжелый характер. Ты должна определиться..." У меня все внутри заледенело: "Я определилась, ты мне нужен!" Свадьбу сыграли в июле. Церемония, его костюм, мое платье, ресторан "Поплавок" -- все на наши деньги; ни мои, ни его родители материально нам не помогали. На дачу мы ездили на "Запорожце" В.В. -- что по тем временам было чрезвычайно престижно. После продажи машины с гаражом появились "Жигули-четверка", на них мы отправились вместе с еще одной парой в свадебное путешествие. Удивительно, что в коллективе муж не претендовал на пальму первенства и именно благодаря этому месяц мы провели даже без намека на какую-либо ссору, очень спокойно и доброжелательно. Тогда мы отдыхали в Сочи, охранник Брежнева по знакомству пустил нас пожить в доме рядом с Бочаровым ручьем. (В голову не могло прийти, что резиденция, которую мы наблюдали с балкона, станет местом нашего отдыха в XXI веке!)
Первый год мы жили замечательно -- трепетно, романтично. В.В. торопился с работы домой, я ждала его у окна. (И за всю совместную жизнь так и не научилась переключаться на какие-то другие дела, даже читать не могу. Только и делаю, что жду его. По-другому не умею.) Но не думала я, что о его работе мы говорить не будем. Вообще! На дежурный вопрос "чем сегодня занимались?" он отшучивался: "До обеда ловили, после обеда отпускали..." (полтора года я была убеждена, что В.В. служит в угрозыске). Позже я поняла, что об этой работе в принципе не может быть разговоров, но до конца так и не смирилась. Я человек другого мира, мне проще разговаривать открыто, нежели постоянно думать, что можно сказать, а что -- нет. Мне трудно представить, что родного человека можно проверять. Однажды мы договорились, что я позвоню, а поскольку в коммуналке не было телефона, пошла к автомату. Вдруг меня догнал красивый молодой человек: "Вы девушка моей судьбы! Я такую всю жизнь искал. Дайте мне ваш телефон" -- "У меня нет телефона" -- "Тогда запишите мой!" Я, конечно, отказала, потом спрашивала В.В. насчет проверки -- он всегда уклонялся от ответа.
Фактически я всегда подчинялась его пожеланиям: посоветовал поступить на испанское отделение -- выбрала испанский язык; сказал: "В жизни всегда может пригодиться машинопись" -- под козырек и учиться ей... Проводив мужа на учебу в Москву, 4-й курс я проскучала в однокомнатной квартире, которую сняла на Комендантском аэродроме. Там я ждала ребенка. Когда подошел срок, сама поймала такси и поехала рожать. Некоторые мужчины хотят непременно мальчика, другие наоборот, В.В. же говорил: "Кого Бог даст, то и хорошо". 28 апреля 85-го родилась дочка. Я позвонила в Москву: "Мне нравится имя Наташа". "Нет, -- сказал муж, -- она будет Машей". Я в слезы, потом успокоилась: у меня тетку звали Машей... Сейчас даже не верится, что все это было со мной: пеленки-стирка-кормление-экзамены-конспекты-магазины... Летом в Тосно -- дачный дом без удобств, рукомойник, ведро под ним, которое я только и делала что выносила, чайник на плите... Все-таки Питер мрачноватый город, и мне кажется, он наложил определенный отпечаток на В.В. Есть у мужа некая закрытость, которая была свойственна и его родителям. Конечно, тут и профессия сыграла свою роль. С юрфака Ленинградского университета он -- интеллектуал с широким кругозором и знанием языков -- попал в контрразведку. В июне 85-го вышел знаменитый указ о борьбе с алкоголизмом, а он выпускался в июле из Краснознаменного института. Никаких торжеств не было, народ разбрелся, в кафе все-таки выпили... И В.В. не слинял потихоньку, не стал демонстративно отказываться (мол, вы же знаете, ребята, я не пью). А если бы их засекли, то на всех распределениях, званиях, повышениях и тем более зарубежных командировках можно было бы сразу ставить жирный крест. Тем более что В.В. был "сиротой" -- так называли слушателей, не имевших "покупателя", то есть куратора.
Заграница
В.В. повезло, что товарищу предложили лучший вариант и он сказал: "Володь, поезжай вместо меня в Дрезден..." В то время подобному все радовались: жилья в Питере не было и не намечалось, а тут шанс решить материальные и бытовые проблемы... Я в Германию приехала позже и практически сразу почувствовала себя как дома: ведь родной Калининград -- бывший немецкий город. Вот только со второй беременностью выбралась к врачу на седьмом месяце, и он меня отругал за низкий уровень гемоглобина... А с чего ему быть высоким? Маша на одной руке, сумка с продуктами на другой -- и пешком на шестой этаж! Сосед говорил: "Володя, надо помогать жене". Но у В.В. был принцип: женщина в доме все должна делать сама. Разделение ролей -- он добытчик и защитник, я у очага. Лишь отвезя меня в роддом, оставшись с Машей и за папу и за маму, он, похоже, оценил незаметный на первый взгляд женский труд...
Нам тогда приходилось жестоко экономить: копили на машину, потом на телевизор, видеомагнитофон. Шила я сама -- не потому, что любила, а потому что покупать готовую одежду было накладно. Если честно, и готовить мне не очень нравилось -- может, потому, что нельзя было дождаться от мужа хоть какой-то похвалы. Я хотела работать, и В.В. нашел мне место с испанским языком (жалко же диплом!), но... была такая установка: жена должна сидеть дома. Глупая, считаю, установка. Единственный раз только, когда младшая дочь пошла в ясли, я ездила на сбор персиков. Общалась с людьми, совершенствовала немецкий и еще приносила фрукты домой...
Маша до появления Кати и Маша после -- две разные девочки. До этого она была такой обласканной, единственной в семье. Для меня было откровением, что в год и 4 месяца ребенок может так ревновать! И роль отца открылась мне не сразу. Поначалу казалось, только я воспитываю девочек. Но, оглядываясь назад, понимаю: любовь В.В. к ним, то, как он играл с ними, баловал их, как направлял сам процесс воспитания, возможно, сыграли решающую роль в судьбе Маши и Кати.
Трудно было предположить, что ГДР -- осколок Советского Союза образца 1953 года -- так быстро рухнет. Мы любили Германию, ее язык, ее культуру. Но вот в декабре 1989 года здание, где работал В.В., окружили немцы, послышались угрозы и ругательства. Переговоры с агрессивной толпой не были прописаны ни в одной инструкции, подобная инициатива была бы жестоко наказана вышестоящим начальством, если бы дело приняло печальный оборот. Но В.В. понимал, что бумаги нельзя отдавать ни при каких обстоятельствах, а главное, нельзя допустить гибели людей. Коллеги его отговаривали: "Могут убить, если спиной повернешься. Могут в заложники взять". Но он пошел... "Что это за здание?" -- "Советский военный объект" -- "А вы кто такой?" -- "Переводчик" -- "Переводчики так хорошо по-немецки не говорят..." Люди не расходились долго, но и штурмовать здание не стали. А В.В. уяснил для себя: если и в Союзе все так же будет разваливаться, работать ему будет просто-напросто негде.
Обычный срок адаптации -- три года, срок командировки -- пять лет. И вот, недоработав полгода, В.В. должен был уезжать. С одной стороны, это было здорово, тянуло домой, с другой -- уезжать не хотелось. Но пришлось.
Из СССР в Россию
В начале 1990-го В.В. пригласили в Ясенево, в центральный аппарат внешней разведки. Но квартиру в Москве можно было ждать три года, пять, а то и дольше. В Питере же была родительская квартира (в ужасном состоянии, правда, поскольку средств на ремонт не было. Три с половиной года мы не приглашали никого из знакомых -- стыдились), там жили друзья, знакомые, сослуживцы, и, вообще, В.В. был патриотом своего города. После размеренной жизни в Дрездене, оказавшись, считай, в новом государстве, он словно сбежал из дома, исчез... По ходатайству А.А. Собчака стал помощником ректора ЛГУ по международным вопросам, потом -- советником председателя Ленсовета... Пожалуй, Собчаку Путин был нужнее, чем Путину -- Собчак. Оказался незаменимым дисциплинированный и опытный работник, который не только исполняет чужую волю, но и сам может что-то предложить (как ни крути, разведка -- фирма со знаком качества!).
Августовский путч поставил В.В. перед выбором. Как офицер он обязан был выполнить приказ руководства, иначе изменил бы присяге, а исполнив, -- нарушил бы моральные обязательства, которые добровольно принял на себя. И он ушел из разведки, когда до пенсии оставался год с небольшим. Он понял: прежняя система умерла, ее нет... А ведь никто не знал, чем закончится противостояние! В.В. говорил старому товарищу: "Если победят путчисты и если меня не посадят, пойду халтурить таксистом -- благо из Германии привез "Волгу". Товарищ понял, о чем он думал, -- о том, как обеспечить будущее девочек.
В.В. всегда был за то, чтобы у детей с детства была заложена база. Потому мы не жалели средств на дополнительное обучение: скрипка, балет, кружки... Все это требовало времени. Но безумные очереди за продуктами, работа на даче и на кафедре немецкого языка в университете -- от этого меня тоже никто не освобождал... Просить В.В. о лазейках с черного хода в магазин мне и в голову не приходило. Единственно, чем я пользовалась, когда он работал в Смольном, -- заезжала туда перекусить и купить пироги для дома. На презентации, фуршеты, рауты я не ходила -- нечего было надеть, да и не по мне такие мероприятия. Я люблю откровенное человеческое общение, а на политической тусовке все насквозь фальшиво. Мне гораздо интереснее детьми заниматься, читать, с подругами встречаться...
После аварии пошли новые слухи: что я инвалид и лежу в постели... Это случилось 28 октября 1993 года. В квартире шел ремонт, мы жили на даче, папа увез Машу в школу, а Катя осталась -- температурила. Вдруг она заплакала: "Сегодня в спектакле мне надо играть Золушку, я подвожу ребят..." В общем, мы выехали в последнюю минуту, на перекрестке перед школой я рванула на зеленый, а в это время какой-то молодой человек пытался проскочить его уже на красный. Катя так и не сыграла Золушку, я попала в больницу с переломом позвоночника. Семья отнеслась к происшедшему мужественно, бабушка занялась детьми, правда, когда через месяц я вернулась домой, их дневники повергли меня в ужас! За два с половиной года я восстановилась, но на преподавательскую работу не вернулась -- хотя она мне очень нравилась.
Власть не меняла В.В. Не всякий может, став большим начальником, остановить на улице свою машину, подойти к старому знакомому и поговорить с ним за жизнь. Но его так воспитывали. Если бы он попытался хоть чуть-чуть задрать нос, думаю, отец его тут же прибил бы. Семья второго человека в городе занимала квартиру в 63 квадратных метра -- бизнесмены средней руки обхохотались бы... В течение достаточно долгого времени причастность В.В. к КГБ была основой всех статей и репортажей о нем. И чем докажешь, что сторонник демократии, но не вседозволенности ушел из разведки, надеясь воплотить свои взгляды в жизнь? Электорат тогда разделился: одни радовались, что к руководству приходит "чекистский кулак", другие такую власть напрочь отказывались принимать. В.В. тревожился, не навредит ли он Собчаку. Тот отреагировал просто: "Да и хрен с ним!" Проявлением высшего доверия к помощнику были чистые листы бумаги с его подписью: "Впишешь все, что считаешь нужным". На каком-то мероприятии Анатолию Александровичу опять начали пенять, мол, окружил себя кагэбэшниками, спецслужбистами и т.п. "Во-первых, Путин не кагэбэшник, а мой ученик. Во-вторых, он не просто работал в КГБ, а служил Родине во внешней разведке. Ему нечего стесняться своей работы, а мне -- его".
Новый поворот
Жизнь людей тогда стремительно ухудшалась: пустые полки магазинов, обесценивающиеся деньги, кровавые столкновения на окраинах великой империи... Идти в такое время во власть было делом рискованным. Поражение Собчака на выборах 1996 года прервало и карьеру В.В. Полтора месяца после этого ему было нелегко. Он, правда, не подавал вида, но я-то все понимала, чувствовала, видела. Косвенно принимала на свой счет -- вдруг я не так что-то делаю. И понимала: в новую команду он не пойдет. Ему присуща черта -- не предавать и не бросать своих. Он в хорошем смысле слова самолюбивый человек, его ранили разговоры о том, что он неудачник, которого пригрел Собчак. Говорил другу-дзюдоисту: "Может, я к тебе приду в спортивную школу тренером. Возьмешь?" -- "Не возьму, -- отвечал тот. -- У тебя совершенно другой уровень. Но если... какой разговор, приходи". Предложение переехать в Москву В.В. воспринял, как шанс самоутвердиться. Меня этот вариант не обрадовал: надо было бросать только-только устоявшийся быт, девочкам менять школу. Но когда в августе 96-го сгорели дача, документы и накопленные за пять лет работы 5000 долларов, я решила: мосты сожжены! Это знак, а для В.В. -- хороший момент доказать, что можно, начав с нуля, сделать что-то, конкретно проявить себя в чем-то. И я до сих пор ни разу не пожалела, что мы переехали! Москва меня сразу обаяла. Оглядываясь, прихожу к выводу, что на протяжении двадцати лет я жила в "казенных домах" (исключая, пожалуй, ленинградский период), Маша и Катя росли в самолетах, машинах и поездах. Для них разрыв с Питером, с друзьями прошел безболезненно еще и потому, что отец всегда уделял им много внимания. Обычно детей приструнивают: мол, вот папа придет, накажет. У нас это было невозможно в принципе, потому что В.В. дочек баловал. Папа для них -- это всегда радость и никакого наказания...
Хотя свободного времени у него почти не было. За три года он успел поработать в Управлении делами и Администрации Президента, в Совете Безопасности и Правительстве... Пока другие претенденты красовались перед камерами и прикидывали шансы на успех, он стремительно шел вверх. Не имея никакой поддержки: "Лапы у меня не было ни по большому, ни по маленькому счету. Откуда ей взяться? Мама и отец были людьми простыми -- рабочими. Проще не бывает. Для них и так было что-то невероятное, что я в Москве и какой-то начальник". То, что незнакомые люди выдвигали именно его, еще раз свидетельствует о высоких деловых и профессиональных качествах В.В. Эмоций на людях он не показывал, хотя именно тогда случились два удара подряд: в 1998-м умерла мать, в 1999-м отец. Он их очень любил, переживал тяжело, сейчас на могилы к ним ездит постоянно... Выступление Ельцина на пороге 2000 года я не видела. Знакомая позвонила буквально через 5 минут: "Люда, я тебя поздравляю!" -- "Я тебя тоже", -- ответила я, подразумевая Новый год. И только тут узнала, что муж сменяет Бориса Николаевича на посту президента России. Вспомнила, как он говорил: "В России вообще -- не только в советский период -- не так часто происходили мирные, демократические смены руководства страны, и нужно восстанавливать такую традицию, нужно этим дорожить. Это очень важно для самоуважения страны в целом".
Кстати, о том, что срок президентства подойдет к концу, он думает и сейчас. Считает, что в этом нет никакой трагедии, и продолжает жить и работать в полную силу, с полной самоотдачей -- иначе не может. В последнее время и я живу уже более-менее в ладу с собой и с ситуацией. Скажем, раньше не вполне отдавала себе отчет, что рядом все время будет охрана. Думала, это зависит от моего желания, но оказалось -- меня обязаны охранять. И девочек тоже.
Жизнь продолжается...
Привыкла и полюбила
В 1980-м мы с подругой подарили себе праздник: прилетели на 7-8-9 марта в Ленинград. Путевки дешевые, в гостиничный номер набилось пятнадцать землячек, но мы же здесь только ночевали... На экскурсии гид нам посочувствовала: "По популярности на первом месте в городе театр Райкина, на втором -- мюзик-холл. Но вы, конечно, на них не попадете..." Мы с Галей переглянулись: вот как раз! Непременно!! Попадем!!! Знакомый Гали, Алексей, достал с помощью какого-то Володи билеты и пригласил его пойти с нами за компанию. В театре имени Ленсовета, уже окончательно осмелев, мы заикнулись о мюзик-холле; 8-го посетили это яркое зрелище; а 9-го новый знакомый провожал меня домой. Мне очень хотелось узнать его телефон или адрес, но я, конечно, помалкивала. И вдруг он... называет номер. Видимо, в глазах прочел один-единственный вопрос: что -- так вот и распрощаемся?! (Теперь я понимаю: каждый поступок муж совершает осознанно, значит, и тогда поступил не спонтанно.) Дальше было так: я прилетала, звонила, он меня встречал, назначал "культурную программу", но я даже улиц не замечала, когда мы были вместе... Зато помню визит к его родителям -- Владимир Владимирович позвал меня и двух своих друзей по поводу покупки моднейшей тогда стереосистемы "Россия". На кухне мы заговорили с Марией Ивановной, тут вошел Алексей и: "Ну как вам Люда?" "Она ничего, -- ответила хозяйка. -- Но у Володи уже была Люда. Хорошая девочка..." Видимо, хотела видеть невесткой ту, давно знакомую Люду. У меня чуть слезы не брызнули из глаз! Утешилась мыслью: мама, папа -- это одно, а дети -- другое.
У меня не было ни сиюминутного увлечения, ни любви с первого взгляда. Я привыкла и полюбила этого человека постепенно... Однако присутствовала в наших отношениях своя странность: месяца два все нормально, потом какой-то негатив, неурядица, затем опять все хорошо, и все крепче ощущалась его мужская и человеческая надежность. Молодые люди, с которыми я была знакома до того, не шли ни в какое сравнение с ним. Вот только свидания... Я на них никогда не опаздывала, он -- постоянно. Помню, стою в метро. Первые 15 минут выдерживаю нормально, полчаса -- тоже вроде ничего. Через час уже чуть не плачу от обиды, а через полтора... Когда он, наконец, появлялся, уже никаких сил не оставалось на эмоции. Опоздания, конечно, объяснялись работой -- там он был пунктуален, а в личной жизни расслаблялся (ну а где же еще?). Однажды на вечеринке расслабилась уже я: танцевала, шутила, смеялась. В.В. это не понравилось, и мне было четко сказано: "Наши дальнейшие отношения невозможны". Я уехала домой, не звонила, не писала. Дело не в гордости, просто действительно поняла: все кончено. Работала, делала что-то по дому, а в голове вертелось: это надо пережить-перетерпеть-перестрадать... Спустя две недели подхожу к двери (предчувствие было: что-то случится), а там записка "Да, дружочек, это я" и номер телефона. Впоследствии В.В. говорил о суточной командировке, о том, что он по своей инициативе ничего не предпринимал -- ну а если приехал, почему не зайти? Я плакала, объяснялась в любви, говорила, как он мне необходим, -- а он лишь за минуту до отлета, в аэропорту, сказал, что решил продолжить наши отношения... Летом 80-го я поехала поступать в Ленинградский университет (а то собиралась в Калининградский). Это было, конечно, нахальство: стюардесса, школу окончила четыре года назад, гуманитарный факультет выбрала как альтернативу втузу, брошенному на третьем курсе. На вступительных сдала хорошо сочинение и немецкий, а на истории меня завалили. Вышла в слезах: неприятна была не сама двойка, а тон и манера преподавателя... Осенью поступила на рабфак. В.В. помог мне снять комнату в коммуналке и устроиться оператором ЭВМ в НИИ.
Испытание на прочность
То, что В.В. всю нашу совместную жизнь меня испытывал, -- совершенно точно. Году в 81-м вдруг предложил встать на горные лыжи. Даже не то что предложил, он не спрашивал моего мнения -- само собой разумелось, что мы начнем кататься. Купили польские лыжи, ботинки "Альпина", но костюмы достать было сложно, и выглядели мы, прямо скажу, жутко. Инструктора не было, учились сами, как Бог на душу положит. Все средства уходили на это увлечение -- денег не оставалось даже на билеты в театр... Старшие Путины, похоже, так и не смогли меня принять. Хотя внешне политес соблюдался, пятницу-субботу-воскресенье я проводила у них. Наши отношения продолжались достаточно долго, но если разговор случайно касался темы замужества, В.В. моментально его пресекал. Только спустя три года после первой встречи, 28 апреля 1983 года, он сказал: "Ну вот, дружочек. Ты знаешь, у меня тяжелый характер. Ты должна определиться..." У меня все внутри заледенело: "Я определилась, ты мне нужен!" Свадьбу сыграли в июле. Церемония, его костюм, мое платье, ресторан "Поплавок" -- все на наши деньги; ни мои, ни его родители материально нам не помогали. На дачу мы ездили на "Запорожце" В.В. -- что по тем временам было чрезвычайно престижно. После продажи машины с гаражом появились "Жигули-четверка", на них мы отправились вместе с еще одной парой в свадебное путешествие. Удивительно, что в коллективе муж не претендовал на пальму первенства и именно благодаря этому месяц мы провели даже без намека на какую-либо ссору, очень спокойно и доброжелательно. Тогда мы отдыхали в Сочи, охранник Брежнева по знакомству пустил нас пожить в доме рядом с Бочаровым ручьем. (В голову не могло прийти, что резиденция, которую мы наблюдали с балкона, станет местом нашего отдыха в XXI веке!)
Первый год мы жили замечательно -- трепетно, романтично. В.В. торопился с работы домой, я ждала его у окна. (И за всю совместную жизнь так и не научилась переключаться на какие-то другие дела, даже читать не могу. Только и делаю, что жду его. По-другому не умею.) Но не думала я, что о его работе мы говорить не будем. Вообще! На дежурный вопрос "чем сегодня занимались?" он отшучивался: "До обеда ловили, после обеда отпускали..." (полтора года я была убеждена, что В.В. служит в угрозыске). Позже я поняла, что об этой работе в принципе не может быть разговоров, но до конца так и не смирилась. Я человек другого мира, мне проще разговаривать открыто, нежели постоянно думать, что можно сказать, а что -- нет. Мне трудно представить, что родного человека можно проверять. Однажды мы договорились, что я позвоню, а поскольку в коммуналке не было телефона, пошла к автомату. Вдруг меня догнал красивый молодой человек: "Вы девушка моей судьбы! Я такую всю жизнь искал. Дайте мне ваш телефон" -- "У меня нет телефона" -- "Тогда запишите мой!" Я, конечно, отказала, потом спрашивала В.В. насчет проверки -- он всегда уклонялся от ответа.
Фактически я всегда подчинялась его пожеланиям: посоветовал поступить на испанское отделение -- выбрала испанский язык; сказал: "В жизни всегда может пригодиться машинопись" -- под козырек и учиться ей... Проводив мужа на учебу в Москву, 4-й курс я проскучала в однокомнатной квартире, которую сняла на Комендантском аэродроме. Там я ждала ребенка. Когда подошел срок, сама поймала такси и поехала рожать. Некоторые мужчины хотят непременно мальчика, другие наоборот, В.В. же говорил: "Кого Бог даст, то и хорошо". 28 апреля 85-го родилась дочка. Я позвонила в Москву: "Мне нравится имя Наташа". "Нет, -- сказал муж, -- она будет Машей". Я в слезы, потом успокоилась: у меня тетку звали Машей... Сейчас даже не верится, что все это было со мной: пеленки-стирка-кормление-экзамены-конспекты-магазины... Летом в Тосно -- дачный дом без удобств, рукомойник, ведро под ним, которое я только и делала что выносила, чайник на плите... Все-таки Питер мрачноватый город, и мне кажется, он наложил определенный отпечаток на В.В. Есть у мужа некая закрытость, которая была свойственна и его родителям. Конечно, тут и профессия сыграла свою роль. С юрфака Ленинградского университета он -- интеллектуал с широким кругозором и знанием языков -- попал в контрразведку. В июне 85-го вышел знаменитый указ о борьбе с алкоголизмом, а он выпускался в июле из Краснознаменного института. Никаких торжеств не было, народ разбрелся, в кафе все-таки выпили... И В.В. не слинял потихоньку, не стал демонстративно отказываться (мол, вы же знаете, ребята, я не пью). А если бы их засекли, то на всех распределениях, званиях, повышениях и тем более зарубежных командировках можно было бы сразу ставить жирный крест. Тем более что В.В. был "сиротой" -- так называли слушателей, не имевших "покупателя", то есть куратора.
Заграница
В.В. повезло, что товарищу предложили лучший вариант и он сказал: "Володь, поезжай вместо меня в Дрезден..." В то время подобному все радовались: жилья в Питере не было и не намечалось, а тут шанс решить материальные и бытовые проблемы... Я в Германию приехала позже и практически сразу почувствовала себя как дома: ведь родной Калининград -- бывший немецкий город. Вот только со второй беременностью выбралась к врачу на седьмом месяце, и он меня отругал за низкий уровень гемоглобина... А с чего ему быть высоким? Маша на одной руке, сумка с продуктами на другой -- и пешком на шестой этаж! Сосед говорил: "Володя, надо помогать жене". Но у В.В. был принцип: женщина в доме все должна делать сама. Разделение ролей -- он добытчик и защитник, я у очага. Лишь отвезя меня в роддом, оставшись с Машей и за папу и за маму, он, похоже, оценил незаметный на первый взгляд женский труд...
Нам тогда приходилось жестоко экономить: копили на машину, потом на телевизор, видеомагнитофон. Шила я сама -- не потому, что любила, а потому что покупать готовую одежду было накладно. Если честно, и готовить мне не очень нравилось -- может, потому, что нельзя было дождаться от мужа хоть какой-то похвалы. Я хотела работать, и В.В. нашел мне место с испанским языком (жалко же диплом!), но... была такая установка: жена должна сидеть дома. Глупая, считаю, установка. Единственный раз только, когда младшая дочь пошла в ясли, я ездила на сбор персиков. Общалась с людьми, совершенствовала немецкий и еще приносила фрукты домой...
Маша до появления Кати и Маша после -- две разные девочки. До этого она была такой обласканной, единственной в семье. Для меня было откровением, что в год и 4 месяца ребенок может так ревновать! И роль отца открылась мне не сразу. Поначалу казалось, только я воспитываю девочек. Но, оглядываясь назад, понимаю: любовь В.В. к ним, то, как он играл с ними, баловал их, как направлял сам процесс воспитания, возможно, сыграли решающую роль в судьбе Маши и Кати.
Трудно было предположить, что ГДР -- осколок Советского Союза образца 1953 года -- так быстро рухнет. Мы любили Германию, ее язык, ее культуру. Но вот в декабре 1989 года здание, где работал В.В., окружили немцы, послышались угрозы и ругательства. Переговоры с агрессивной толпой не были прописаны ни в одной инструкции, подобная инициатива была бы жестоко наказана вышестоящим начальством, если бы дело приняло печальный оборот. Но В.В. понимал, что бумаги нельзя отдавать ни при каких обстоятельствах, а главное, нельзя допустить гибели людей. Коллеги его отговаривали: "Могут убить, если спиной повернешься. Могут в заложники взять". Но он пошел... "Что это за здание?" -- "Советский военный объект" -- "А вы кто такой?" -- "Переводчик" -- "Переводчики так хорошо по-немецки не говорят..." Люди не расходились долго, но и штурмовать здание не стали. А В.В. уяснил для себя: если и в Союзе все так же будет разваливаться, работать ему будет просто-напросто негде.
Обычный срок адаптации -- три года, срок командировки -- пять лет. И вот, недоработав полгода, В.В. должен был уезжать. С одной стороны, это было здорово, тянуло домой, с другой -- уезжать не хотелось. Но пришлось.
Из СССР в Россию
В начале 1990-го В.В. пригласили в Ясенево, в центральный аппарат внешней разведки. Но квартиру в Москве можно было ждать три года, пять, а то и дольше. В Питере же была родительская квартира (в ужасном состоянии, правда, поскольку средств на ремонт не было. Три с половиной года мы не приглашали никого из знакомых -- стыдились), там жили друзья, знакомые, сослуживцы, и, вообще, В.В. был патриотом своего города. После размеренной жизни в Дрездене, оказавшись, считай, в новом государстве, он словно сбежал из дома, исчез... По ходатайству А.А. Собчака стал помощником ректора ЛГУ по международным вопросам, потом -- советником председателя Ленсовета... Пожалуй, Собчаку Путин был нужнее, чем Путину -- Собчак. Оказался незаменимым дисциплинированный и опытный работник, который не только исполняет чужую волю, но и сам может что-то предложить (как ни крути, разведка -- фирма со знаком качества!).
Августовский путч поставил В.В. перед выбором. Как офицер он обязан был выполнить приказ руководства, иначе изменил бы присяге, а исполнив, -- нарушил бы моральные обязательства, которые добровольно принял на себя. И он ушел из разведки, когда до пенсии оставался год с небольшим. Он понял: прежняя система умерла, ее нет... А ведь никто не знал, чем закончится противостояние! В.В. говорил старому товарищу: "Если победят путчисты и если меня не посадят, пойду халтурить таксистом -- благо из Германии привез "Волгу". Товарищ понял, о чем он думал, -- о том, как обеспечить будущее девочек.
В.В. всегда был за то, чтобы у детей с детства была заложена база. Потому мы не жалели средств на дополнительное обучение: скрипка, балет, кружки... Все это требовало времени. Но безумные очереди за продуктами, работа на даче и на кафедре немецкого языка в университете -- от этого меня тоже никто не освобождал... Просить В.В. о лазейках с черного хода в магазин мне и в голову не приходило. Единственно, чем я пользовалась, когда он работал в Смольном, -- заезжала туда перекусить и купить пироги для дома. На презентации, фуршеты, рауты я не ходила -- нечего было надеть, да и не по мне такие мероприятия. Я люблю откровенное человеческое общение, а на политической тусовке все насквозь фальшиво. Мне гораздо интереснее детьми заниматься, читать, с подругами встречаться...
После аварии пошли новые слухи: что я инвалид и лежу в постели... Это случилось 28 октября 1993 года. В квартире шел ремонт, мы жили на даче, папа увез Машу в школу, а Катя осталась -- температурила. Вдруг она заплакала: "Сегодня в спектакле мне надо играть Золушку, я подвожу ребят..." В общем, мы выехали в последнюю минуту, на перекрестке перед школой я рванула на зеленый, а в это время какой-то молодой человек пытался проскочить его уже на красный. Катя так и не сыграла Золушку, я попала в больницу с переломом позвоночника. Семья отнеслась к происшедшему мужественно, бабушка занялась детьми, правда, когда через месяц я вернулась домой, их дневники повергли меня в ужас! За два с половиной года я восстановилась, но на преподавательскую работу не вернулась -- хотя она мне очень нравилась.
Власть не меняла В.В. Не всякий может, став большим начальником, остановить на улице свою машину, подойти к старому знакомому и поговорить с ним за жизнь. Но его так воспитывали. Если бы он попытался хоть чуть-чуть задрать нос, думаю, отец его тут же прибил бы. Семья второго человека в городе занимала квартиру в 63 квадратных метра -- бизнесмены средней руки обхохотались бы... В течение достаточно долгого времени причастность В.В. к КГБ была основой всех статей и репортажей о нем. И чем докажешь, что сторонник демократии, но не вседозволенности ушел из разведки, надеясь воплотить свои взгляды в жизнь? Электорат тогда разделился: одни радовались, что к руководству приходит "чекистский кулак", другие такую власть напрочь отказывались принимать. В.В. тревожился, не навредит ли он Собчаку. Тот отреагировал просто: "Да и хрен с ним!" Проявлением высшего доверия к помощнику были чистые листы бумаги с его подписью: "Впишешь все, что считаешь нужным". На каком-то мероприятии Анатолию Александровичу опять начали пенять, мол, окружил себя кагэбэшниками, спецслужбистами и т.п. "Во-первых, Путин не кагэбэшник, а мой ученик. Во-вторых, он не просто работал в КГБ, а служил Родине во внешней разведке. Ему нечего стесняться своей работы, а мне -- его".
Новый поворот
Жизнь людей тогда стремительно ухудшалась: пустые полки магазинов, обесценивающиеся деньги, кровавые столкновения на окраинах великой империи... Идти в такое время во власть было делом рискованным. Поражение Собчака на выборах 1996 года прервало и карьеру В.В. Полтора месяца после этого ему было нелегко. Он, правда, не подавал вида, но я-то все понимала, чувствовала, видела. Косвенно принимала на свой счет -- вдруг я не так что-то делаю. И понимала: в новую команду он не пойдет. Ему присуща черта -- не предавать и не бросать своих. Он в хорошем смысле слова самолюбивый человек, его ранили разговоры о том, что он неудачник, которого пригрел Собчак. Говорил другу-дзюдоисту: "Может, я к тебе приду в спортивную школу тренером. Возьмешь?" -- "Не возьму, -- отвечал тот. -- У тебя совершенно другой уровень. Но если... какой разговор, приходи". Предложение переехать в Москву В.В. воспринял, как шанс самоутвердиться. Меня этот вариант не обрадовал: надо было бросать только-только устоявшийся быт, девочкам менять школу. Но когда в августе 96-го сгорели дача, документы и накопленные за пять лет работы 5000 долларов, я решила: мосты сожжены! Это знак, а для В.В. -- хороший момент доказать, что можно, начав с нуля, сделать что-то, конкретно проявить себя в чем-то. И я до сих пор ни разу не пожалела, что мы переехали! Москва меня сразу обаяла. Оглядываясь, прихожу к выводу, что на протяжении двадцати лет я жила в "казенных домах" (исключая, пожалуй, ленинградский период), Маша и Катя росли в самолетах, машинах и поездах. Для них разрыв с Питером, с друзьями прошел безболезненно еще и потому, что отец всегда уделял им много внимания. Обычно детей приструнивают: мол, вот папа придет, накажет. У нас это было невозможно в принципе, потому что В.В. дочек баловал. Папа для них -- это всегда радость и никакого наказания...
Хотя свободного времени у него почти не было. За три года он успел поработать в Управлении делами и Администрации Президента, в Совете Безопасности и Правительстве... Пока другие претенденты красовались перед камерами и прикидывали шансы на успех, он стремительно шел вверх. Не имея никакой поддержки: "Лапы у меня не было ни по большому, ни по маленькому счету. Откуда ей взяться? Мама и отец были людьми простыми -- рабочими. Проще не бывает. Для них и так было что-то невероятное, что я в Москве и какой-то начальник". То, что незнакомые люди выдвигали именно его, еще раз свидетельствует о высоких деловых и профессиональных качествах В.В. Эмоций на людях он не показывал, хотя именно тогда случились два удара подряд: в 1998-м умерла мать, в 1999-м отец. Он их очень любил, переживал тяжело, сейчас на могилы к ним ездит постоянно... Выступление Ельцина на пороге 2000 года я не видела. Знакомая позвонила буквально через 5 минут: "Люда, я тебя поздравляю!" -- "Я тебя тоже", -- ответила я, подразумевая Новый год. И только тут узнала, что муж сменяет Бориса Николаевича на посту президента России. Вспомнила, как он говорил: "В России вообще -- не только в советский период -- не так часто происходили мирные, демократические смены руководства страны, и нужно восстанавливать такую традицию, нужно этим дорожить. Это очень важно для самоуважения страны в целом".
Кстати, о том, что срок президентства подойдет к концу, он думает и сейчас. Считает, что в этом нет никакой трагедии, и продолжает жить и работать в полную силу, с полной самоотдачей -- иначе не может. В последнее время и я живу уже более-менее в ладу с собой и с ситуацией. Скажем, раньше не вполне отдавала себе отчет, что рядом все время будет охрана. Думала, это зависит от моего желания, но оказалось -- меня обязаны охранять. И девочек тоже.
Жизнь продолжается...
Горожанкин Владимир