Сон моего детства

О Великой Отечественной войне написано множество воспоминаний, но все они дороги и неповторимы, как неповторимы сами ее очевидцы. Сегодня о пережитом вспоминает Антонина Александровна Григорьева, супруга посла Республики Беларусь в РФ, знакомая постоянным читателям “М” по рубрике: “101 целительный рецепт”.

Бомбы, трупы и шоколадка
Все, что я могу вспомнить и передать своим детям и внукам о войне, это только сон моего детства. В первый день войны, 22 июня 1941 года, почему-то все плакали и собирали мужчин в дальнюю дорогу. Куда? Надолго ли? Дальше вспоминаю, как над деревней проносятся самолеты со свастикой, рвутся снаряды. Мамочка моя, Варвара Ефимовна, тянет меня куда-то за руку, прикрывает своим телом. Еще вижу, как женщины и старики копали какие-то ямы. Позже мне стало ясно - блиндажи, устилали их еловыми ветками, которые облегчали дыхание под землей и убивали всяческие микробы. Так мы выживали.
Помню без конца плачущую сестричку Шуру, родившуюся 23 августа 1941 года. Не забуду день, когда в деревню на танках ворвались фашисты. Под дулом ружья гоняли они женщин и подростков на поля собирать для них вызревший урожай. Кто был болен, тех избивали и тоже гнали в поле.
Они сразу же установили в нашей деревне и в округе свою власть. Я со взрослыми присутствовала на сходке, когда выбирали старосту. В дальнейшем этот самоотверженный человек связался с партизанами и помогал им как мог. Мамочка моя тоже имела поручение. Она ходила со мной, якобы очень больной дочкой, в фельдшерский пункт в соседнюю деревню и передавала партизанским связным свежие сведения о дислокации фашистских войск.
Однажды со мной приключилась история. Он недоедания и жажды я в дороге потеряла сознание. А мимо проходила немецкая машина, едва не задевшая нас с мамой. К изумлению мамы офицер в форме со свастикой выскочил из кабины и протянул мне плитку шоколада.
Не знаю, как долго все продолжалось, но однажды староста велел всем жителям деревни эвакуироваться. Вроде как он получил известие, что фашисты, разъяренные активностью партизан, готовятся учинить погром в нашем Чечерском районе. И вот уже все налаживают повозки, грузят скудные съестные припасы и кое-какой скарб, усаживают нас, малолетних детей, и мы отправляемся в Уваровичский район. Сколько ужасов натерпелись в пути! Над нами низко летали самолеты, разрывались бомбы. На дорогах лежали убитые люди, и много мертвых лошадей, запряженных в телеги.

Кто такие красные?
Сколько времени мы находились в эвакуации, сказать не могу. Но однажды тетя Настя сказала мне: “Завтра пойдем встречать красных”. Я долго не могла заснуть, все думала: “Кто такие красные?” Утром увидела, как женщины понесли столы, еду, разносолы и все расставили вдоль дороги, на которой начали появляться люди в военной форме. Потные, грязные, пешие и на лошадях. Пыль стояла столбом. Женщины плакали, бросались к ним целоваться и все расспрашивали: “Ты моего Ваню, (Федю, Колю...) не встречал?” Потом угощали тем, что принесли. А я все ждала, когда же появятся красные. Спросила у тети Насти. Она в ответ: “Вот они и есть, милые наши, красногвардейцы, защитники, освободители”.

“Хорошо тому живется, у кого одна нога...”
До дому мы добирались самым длинным окольным путем, потому что дороги были заминированы. На месте хоронили погибших и двигались вперед. Когда дошли до своей деревни Дубровки, все взрослые расплакались. Избы были либо сожжены, либо разрушены. Первое время жили в уцелевших банях, сараях. Многие дома перед уходом немцы заминировали. Наш дедушка Ефрем подорвался на мине, и его парализовало. Остаток дней он провел прикованным к постели.
Теперь у взрослых было одно на уме: как прокормиться? Мы, малыши, начали собирать крапиву, разные стебельки. Мамы и бабушки стряпали из них похлебки, салаты. Из лебеды пекли хлеб.
Несмотря на трудности, никто тогда не впадал тогда в депрессию. Наоборот, и стар, и мал, с энтузиазмом. Орудовали лопатами да вилами. Женщины запрягались в плуга и бороны вместо лошадей и по очереди вспахивали огороды.
Мужчин, возвращающихся с войны, встречали всей деревней. Каждый раз накрывали столы, приносили у кого что есть. В основном винегреты, салаты, котлеты из рыбы, пойманной в реке Сож. Женщины переодевались в военную форму солдат и сжигали чучело Гитлера.
Но часто приходили и похоронки и извещения о том, что близкий человек пропал без вести. Многие ждали родных и любимых по нескольку лет, и, бывало, дожидались. Помню соседа, который вернулся с одной ногой. Он никогда не унывал. И даже пел под гармошку: “Хорошо тому живется у кого одна нога. Сапогов-то мало надо и портяночка одна”. Руки у него были золотые: отстроил себе красивый дом и сельчанам помогал.
Мой папочка, Александр Иванович, вернулся в начале 1946-го инвалидом второй группы. Имел несколько ранений - в грудь, руку и ноги. Наградами отца мы очень гордились, прикалывали их себе на грудь. Он прошел войну вплоть до Берлина.
Послевоенный период - засухи, неурожаи, а значит существование впроголодь. Годы и годы пройдут, прежде чем деревня станет на ноги. Но все ценили жизнь и надеялись на лучшее.

ЭПИЛОГ
Спустя 41 год после войны грянул Чернобыль. Нашу деревню Дубровки полностью выселили в Гомель. На ее месте сейчас могильник радиационных отходов. Вот такая судьба выпала моей малой родине.

Записала Светлана ТЕЛЯТНИКОВА

Газета "Москвичка"