Дед

Скажу вещь, которая, может быть, вас удивит. Сейчас много людей, умеющих как следует вкалывать. И совсем мало таких, кто способен к тому же и отдыхать. Работают на износ. То есть ходят, конечно, в казино и сауны, ездят куда-нибудь “оттянуться”. Но все это - допинг, а не культура, потребительство, а не искусство отдыха и восстановления, куда у меня, например, кроме футбола и верховой езды входит еще много чего. Скажем - только не удивляйтесь, - пасека.
Не знали? Да, держу пасеку за городом. Люблю там бывать. Не только для того, чтобы за пчелами ухаживать. Но и просто так. Сейчас поясню.
Понимаете, когда сидишь один или с друзьями прямо рядом с ульями, то... Вся атмосфера на пасеке какая-то очень спокойная. Трудно даже сказать, в чем дело. Но такого покоя, сосредоточенности, такой (извините за высокий стиль) философской глубины созерцания нет нигде. И что интересно: вот произношу эти слова - “философия, созерцание”, - обычно они ассоциируются с какой-то мрачной серьезностью, а тут - легкость, веселость, как бы даже кайф, хотя я не люблю этого слова.
Ну что, казалось бы, если рядом копошится пчела? А ты - человек! На твоей стороне интеллект, интуиция, способность абстрактно мыслить. Все преимущества. Но природа, оснастив человека такими дарами, отняла что-то самое главное: способность различения важного и неважного. Какая-то гонка засасывает, не дает заняться чем-то главным, единственным. Начинаешь, что называется, мельтешить.
А вот когда находишься среди нескончаемой пчелиной работы (пьешь чай или так отдыхаешь), то все постепенно встает на свои места. Нет, скажу по-другому: ощущаешь себя будто владельцем огромного богатства, которое не измеряется никакими рублями, словно тебе вручен ключ от сокровищницы самой жизни. И вот сидишь у входа - еще не вошел, но уже можешь ни о чем не тревожиться.
Конкретнее? Ладно. Встаешь, идешь к улью. Смотришь на пчел, когда они на нижнем летке машут крылышками, выгоняя воздух с парами воды. Берешь пригоршнями этот воздух и вдыхаешь. Он насыщен ароматом многоцветия. Это такой дар земли, такой божественный нектар, который, может быть, неведом большинству людей. Это не одеколон, не “Давидофф” или “Фаренгейт”. Это сама природа. От нее не пьянеешь, не впадаешь в дурноту. От нее приходит спокойствие и, думаю, здоровье.
Так что если кто из читателей сейчас морщится: мол, что за высокопарность, теперь так не пишут, где тут ирония, - отвечу: знаете, дорогой, речь идет о моем личном пространстве. Как чувствую - так и рассказываю. А вы, как говорят по телевизору, можете кнопку не нажимать.
В общем, удивительное это место - пасека. А уж когда приходят друзья, все становится еще занимательнее. Размышления сменяются беседой - неторопливой, размеренной, рассудительной. О людях, о пчелах. О нашей среднерусской медоносице, которая является, на мой взгляд, самой лучшей и которую теперь приходится защищать от всяких охотников заменить ее на какие-то гибридные, или итальянские, или украинские.
А между тем эта наша среднерусская красотка (раз уж зашла о ней речь) лучше всего приспособлена для проживания в местном суровом климате. Ведь тут жизнь пчелиной семьи так же трудна, как крестьянская. Зимой пчелы сидят в гнезде, обогревают матку. Нет, вы только представьте себе хотя бы такую деталь: рабочая пчела всю долгую зиму не ходит, извините, в туалет. А ведь чем ниже температура, тем больше меда приходится есть, чтобы сотворить тепло. К весне бедняжке становится трудно удерживать эти шлаки.
Человек по-разному помогает пчеле. Утепляет ульи, говорит: оставайся на зиму! Пусть будет хоть минус тридцать - я тебе помогу. И чтобы пчеле стало легче, использует разные приемы и технические достижения. Я, например, чуть-чуть подогреваю улей. Причем даже летом - чтобы ночью не выпадала роса. А уж с наступлением холодов просто устанавливаю регулятор на плюс 5, и он мягко добавляет тепло - чтобы клубок, который образуют пчелы, не распадался и они легче перенесли нашу длинную зиму.
Российский пчеловод - изобретатель по природе. Точнее, исследователь. Казалось бы, занятие древнее, что тут придумывать? Предки давно все испробовали. Ан нет, мы без конца друг с другом встречаемся, делимся, рассказываем о новых приемах и опытах. Может, теперь все изменится: начнут, как на Западе, скрывать и патентовать каждую дырку от бублика. Пока этого нет.
Сейчас задача, над которой я работаю, - сделать улей сухим. Когда в улье сухо, пчела чувствует себя лучше. Это все знают. Не знают, как сделать, чтобы пчела приняла эти средства, не отторгала их. И вот в такой неспешной работе - которая мне особенно нужна, потому что основная связана с бешеной гонкой, - в те редкие часы, когда удается остаться на пасеке, я по-настоящему наслаждаюсь.
Иногда в нашу компанию попадают удивительные люди. Об одном таком визите как раз хочу рассказать. Сидим мы как-то с друзьями, только приехали, поставили чай. Вдруг один говорит:
- Ну ладно, мне некогда. У меня там дед в машине, надо отвезти. У него, между прочим, день рождения.
- И сколько же лет твоему деду? - спрашиваем.
- Да девяносто пять.
- Ого! И как он? Еще ходит?
- Да, нормально. Кстати, тоже был пчеловодом в свое время.
- А чего ты его не привел? Мы бы его поздравили.
- Да стесняется. Говорит: все-таки начальство.
- Ну и дурак же ты. Иди и скажи: приглашаем. Спиртного не держим, но чай хороший гарантируем.
Приятель ушел и вскоре вернулся, ведя за собой высокого, сухопарого - не сказать старика, а скорее человека в летах. Во всяком случае, шел он довольно бойко. Стали знакомиться. Я смотрел на него с удовольствием. Конечно, время сделало свою работу. Но по живости лица, внимательному взгляду и четкому выговору было трудно представить, что перед тобой человек, который водил пчел еще в двадцатых годах уходящего столетия.
А между тем это так. Мы, конечно, мастера раскрутить на разговор любого собеседника. И здесь сработали довольно толково: дед разговорился. Стал вспоминать, обнаружив и память, и ясную мысль. А уж когда разговор зашел о пчелах - вообще оживился. Было видно, что беседуешь с человеком, действительно много работавшим на пасеке.
- А я всегда сажал медоносы! И говорю: без них нельзя. Надо, чтобы у пчелы постоянно была работа. Пчела начинает дурить, когда нет работы. Начинает злиться. Появляются преступные наклонности: разбои, грабежи, нападения. Все как у людей.
Было приятно его слушать. Говорил он языком, конечно, не нашим, в его речи не встречались слова типа “кайф” или “оттянуться”, зато попадались какие-то забытые, старомодные выражения. Тем сильнее поражала ясность речи.
Как всегда на таких посиделках, темы прихотливо цеплялись друг за друга. Когда речь зашла о ройливости среднерусской пчелы, дед вдруг начал меня экзаменовать:
- А как вы ловите рои?
- Как все, - говорю. - Вот буквально утром отловили крупный рой. Сел на ветку. Взяли большую лестницу, подставили корзину и стандартным способом - тряханули и ссыпали весь этот рой.
- Ну ладно, - не отстает дет. - А если бы рой сел выше?
- Конечно, - говорю, - это проблема. Но вот недавно был случай. Рой поднялся на высокую елку. Сидел несколько дней. И дождик вроде шел, а он не слетал. Что делать? Нашли пустой улей, поставили внизу. Положили на крышу рамку с медом. И разведчицы, видимо, не нашли другого варианта. Рой сам, без нашей помощи, слетел в этот улей.
Тема казалась исчерпанной, но дед все больше возбуждался.
- А хотите, расскажу вам способ, которым пользовался много раз, и всегда получалось? Как раз в таких случаях, как вы говорите: рой упрямый, сидит высоко. Мы однажды с напарником вконец измучились и вот что придумали. Взяли большое зеркало. Нашли медный таз, в каком варенье варят. И насос у нас был типа велосипедного...
Дед сделал паузу, как опытный рассказчик. Стал тянуть чай. Вся компания напряглась, внимательно следя за его движениями. Люди собрались бывалые, но зачем пчеловоду зеркало, таз и тем более велосипедный насос, угадать бы никто не смог.
- И вот, - продолжает старый пасечник, - подходим к дереву, примериваемся. Потом по счету “раз, два, три” мой напарник резко наводит на рой солнечный луч! Я в это время что есть силы бью палкой по тазу! И тут же мощной струей обливаю пчел водой!!!
Мы остолбенели (это буквально: застыли в тех позах, кто в какой был). А дед продолжает - как песню поет:
- Часто у нас получалось с первого раза. Пчелы, считая, что разразилась гроза, падают вниз. Рефлекс срабатывает. И тогда уже в траве их собираешь, ищешь матку - в общем, все как полагается. Но главное, не было случая, чтобы нас постиг неуспех.
Конечно, присутствующие посмеялись над этим способом, больше похожим на выдумку плюшевого медвежонка Винни-Пуха, о котором я читал вслух своей маленькой дочке. В какой-то момент уже казалось, что дед сейчас подмигнет и спросит, как в телевизионном “Блеф-клубе”: “Ну что, верите, что это правда, или нет?” Но он стал раскланиваться со старомодной почтительностью:
- Уж не обессудьте. И не подумайте, что я все придумал. Мы такой способ использовали много раз и всегда получали добрый результат. Так что если возникнет ситуация, может быть, вспомните. А может, расскажете кому-нибудь.
Он двинулся за внуком по тропинке. А я, глядя им вслед, почему-то стал думать о том, как изменилось соотношение правды и лжи в нашей сегодняшней жизни. Еще недавно казалось, что противопоставление этих понятий - основа нового строя. Верилось, что мы разрушили советскую власть именно потому, что больше не можем жить во лжи. Думалось: если руководитель начнет говорить правду, держать слово, выполнять принятые решения - это сделает его политиком новой формации. Оказалось, все не так.
Блеф стал не только литературной модой. Лгут управленцы, функционеры, военные - лгут и добиваются результата. Дезинформация, заказной компромат, манипуляция общественным мнением стали самой эффективной методикой достижения успеха. Не работа, не конкурентоспособность, не верность слову, а вранье без зазрения совести - действенный инструмент в новой системе. Нам говорили: демократия обеспечивает правдивую информацию. Оказалось, ничего подобного. Нас уверяли: гражданское общество защищает людей от наветов и произвола. А на поверку - новая система не имеет даже того, что было при советской: общественного мнения.
Если бы все это можно было списать на пережитки социализма, не было бы проблемы: подождем, переживем. Но зайдите в русский политический Интернет. Его не было при советской власти, а сегодня там шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться в такую среду, где уничтожена сама идея правды как ценности. Сама ложь стала идеологией: дезинформация, шантаж, провокация отстаиваются как наиболее уважаемые приемы политической деятельности. Куда ж дальше? Чего ж больше?
Мы думали: когда народ опущен, его надо поднимать. А эти “эффективные политики” сделали другой вывод: если народ опущен, им надо соответственно управлять. Неужто они думают, что у аморальности нет дна? Не знают, во что упрутся...
Однако я заболтался - это дед разворошил своим веселым рассказом. Между тем он все еще шустро шел в горку живым, легким ходом, как бы демонстрируя мне какой-то иной, упущенный способ жизни. Где нет этой грязи, этой чертовой политики. Где мужики занимаются простым чистым делом и доживают в здравом уме и теле до девяноста пяти, черпая силы от меда. И от того спокойствия, которое дает пасека.